Я встала напротив, почти упираясь коленями в его колени, ион все-таки поднял взгляд на меня, я отшатнулась испуганно, но он схватил меняза руку. Встал, не отпуская ни моей руки, ни взгляда, а я стиснула челюсти так,что они, казалось, разлетятся на осколки.

— Ладно, — сказал он и усмехнулся, а я молчасбросила халат.

Произошедшее той ночью было начисто лишено романтизма. Мы несказали друг другу и пяти слов, но то, что с такой силой тянуло его ко мне,было мне понятно без слов, потому что я чувствовала то же самое. Он был один вовсем мире, и я была одна, а еще была жгучая обида на судьбу за то, чтопо-другому не бывает. Страх перед Бардиным отступил, теперь я знала.. он такойже, как я, и ему тоже бывает больно. Я испытывала к нему странную нежность,странную потому, что он в ней скорее всего не нуждался, и под утро, когда онспал, уткнувшись лицом в подушку, я сидела в его ногах и впервые задолгие-долгие годы слезы катились по моим щекам крупным горохом, и было такбольно, точно я рыдала по мертвому, точно я оплакивала его в последний раз.

С той ночи все переменилось, я не задавала вопросов и неособенно хотела получать ответы — я ждала. Ребята, что были с Бардиным, оченьбыстро заметили перемену, случившуюся во мне, я часто ловила на себе ихнастороженные взгляды. Я не уверена, заметил ли ее он. Я не знала, что он думалобо мне, но, когда он смотрел на меня, видела в его глазах затаенную боль,которую он изо всех сил пытался скрывать. Он мог прийти и остаться на ночь, амог исчезнуть по своим делам, никогда не предупреждая, придет ли, нет ли ивернется ли вообще. Я не помню, чтобы мы разговаривали о чем-то, кроме насущныхдел. Впрочем, однажды я попыталась задать ему вопрос.

— Не хочешь посвятить меня в свои планы? — Яспросила просто так, желая услышать его голос, а он засмеялся.

— Нет. Зря ты думала, что я стану откровенным.

Я приподнялась на локте и заглянула в его лицо, вот тогдаменя и поразил его взгляд, мне было нелегко его выдержать, и я сказала:

— Почему бы тебе и не стать откровенным со мной?

А он опять засмеялся:

— В самом деле…

Прошло несколько дней, но мне они казались долгими-долгими,точно я прожила всю свою жизнь. Я не выходила из дома, разглядывая потолок всвоей комнате, ждала, когда он вернется, и очень боялась, что этого непроизойдет. К счастью, он всегда возвращался.

— Ребята его засекли, — сказал как-то он междуделом за ужином. Я даже не сразу поняла, о ком речь. — С Хрулевым. Онивидятся частенько, правда, осторожничают.

— Чижик? — спросила я.

— Чижик. Чижик…

— Я не очень понимаю, какое он имеет отношение кубийству твоего друга?

— Конечно, — хмыкнул он. — Я тоже не понимаю.

Я уже не пыталась разгадать его загадки, чувствовала только,что настороженность его ребят быстро перерастает в ненависть.

— Я бы хотела поехать на кладбище, — сказала я,выводя вилкой узор на столе. — Это возможно?

— На кладбище? — Он вроде бы не понял.

— Да.

Усмешка во взгляде. — Хорошо. Завтра утром.

Из дома мы вышли втроем. Бардин чувствовал себя здесь вабсолютной безопасности, и даже Сашка, вечно пребывающий в напряжении,расслабился. Он шел впереди, а мы с Бардиным ждали на крыльце, когда онподгонит джип. Саша садился в машину. Бардин закурил, закрывая лицо от ветра, ая, вдруг почувствовав лютый страх, шагнула вперед и только тогда услышалавыстрел. Удар в плечо — и рука моя мгновенно онемела. Я еще ничего не успелапонять, как Саша развернул джип, загораживая им крыльцо, а Бардин, схватив меняв охапку, упал на пол холла, ногой захлопнув дверь. Я лежала, прижимаясь кнему, и только когда он спросил: «Больно?» — поняла, что меня ранили. Онподнялся и поднял меня, я чутко прислушивалась, ожидая выстрелов, но стоялатакая тишина, что мне стало еще страшнее.

— Где Саша? — спросила испуганно.

— Только о нем тебе сейчас и думать. Я посмотрела насвою руку, на пол, заляпанный кровью, и решила? «Наверное, я умру», — и вту минуту это показалось мне благом.

Разумеется, я не умерла. Уже через полчаса в доме собралосьчеловек пять мужчин, я слышала голоса, но никого не видела, лежала в своейкомнате, наскоро перевязанная. Вошел какой-то молодой парень и улыбнулся.

— Как наши дела? — Устроился на стуле рядом спостелью и, по-дурацки сюсюкая, сказал? — А вот мы сейчас сделаемукольчик, и больно не будет.

А мне и не было больно, то есть физическая боль была ничтопо сравнению с той болью, что корежила меня изнутри. Я ждала, что придетБардин. Лекарство подействовало, я уснула, а открыв глаза, увидела, что лежу всовершенно незнакомой комнате.

— Коля, — крикнула отчаянно и хотела встать, ноголова кружилась, и я опять крикнула.

Открылась дверь, и вошел Саша, посмотрел хмуро на меня испросил:

— Очухалась?

— Где он?

— Занят. Появится, придет. Он пришел часа через два.Сел в кресло и поинтересовался:

— Как себя чувствуешь?

— Хорошо.

— Врач сказал, рана пустяковая.

— Конечно. Рука совсем не болит.

— Да? Ты очень бледная. Много крови потеряла.

— Расскажи, что произошло? Кто стрелял?

— Трудно сказать. У меня полно врагов.

— Они выследили тебя и устроили нападение?

— Нет. Один выстрел. Киллер. Скажу по секрету, ужасныйнедотепа. Саша едва не поймал его. Но ничего, это не к спеху. Я должен сказатьтебе спасибо, если бы ты не загородила меня плечом, лежать бы мне сейчас вморге. — Глаза его смеялись, хотя говорил он серьезно.

— Киллер-недотепа, — повторила я.

— Да. Бывает и такое. Спи. Тебе надо больше спать,чтобы скорее поправиться.

Я не хотела, чтобы он уходил, но знала — просить егоостаться бессмысленно. Когда дверь за ним закрылась, я натянула одеяло наголову и сказала громко:

— Мне все равно.

Весь следующий день он не приходил. После обеда я вышла изсвоей комнаты, слегка покачиваясь. Не успела сделать и нескольких шагов, как вглубине коридора появился Саша.

— Чего тебе? — спросил он угрюмо.

— Ничего, — пожала я плечами.

— Сиди в комнате.

— Я не хочу.