освободить нас от репрессивной, давно устаревшей системы, – были теми самыми людьми, которые получали выгоду от системы и стремились увековечить ее». Или же, как она рассуждала, «распорядители были невиновны во всем, кроме вечной британской склонности обращаться к прошлому и делать вещи так, как было заведено испокон веков».

Независимо от причины воспитаннице позволили вернуться домой к матери не потому, что это было в ее лучших интересах, а потому, что она стала слишком трудновоспитуемой, чтобы представлять ценность для госпиталя в качестве будущей слуги. Ее попытка бегства была последней соломинкой, которая привела к освобождению. Письмо, дававшее Лене опеку над ней, было написано лишь через один день после возвращения Лены в Беркхамстед.

Вот так кружным путем именно храбрость моей матери привела ее к свободе.

Когда решение было принято, Дороти дали лишь один час, чтобы помыться и разделить последнюю трапезу с ее одноклассниками. Она вряд ли знала, чего ей стоит ожидать, когда последовала за мисс Райт в кабинет мистера Николса. Когда Дороти вошла в комнату, то увидела мистера Николса, сидевшего за столом. Справа от него стояла стройная женщина среднего роста в заказном темно-синем костюме и белой блузке, с брошью на шее. Она носила синюю шляпку-колокол, из-под которой выбивались пряди седеющих волос. На ее бледном лице особенно выделялись большие голубые глаза. Дороти замерла, когда женщина шагнула к ней.

– Как поживает моя девочка? – спросила она, положив руку на плечо Дороти и поцеловав ее в щеку.

Дороти, которую раньше никогда не целовали, залилась краской.

Поначалу вид моей матери разочаровал меня, но это не имело значения по сравнению с моим крайним волнением и желанием уехать домой вместе с ней. Просто я ожидала увидеть кого-то, больше похожего на приемную мать Маргарет, – не такую высокую и стройную женщину, но более «округлую» и по-матерински добродушную.

Разговоров почти не было. Мистер Николс указал, что их ожидает такси, но Дороти не сообщили, куда они поедут. Лена взяла ее за руку и повела через вестибюль к выходу на свежий воздух, навстречу новой совместной жизни.

Мне не терпелось перевернуть страницу материнской рукописи и узнать, что случилось дальше, узнать подробности ее жизни с матерью – о любви, которую они испытывали друг к другу, и об исцелении, которое вроде бы должно было произойти после многолетней разлуки. Я мысленно видела их обеих у камина в старом фермерском доме, беседующими друг с другом; моя мать сидит рядом с Леной, слегка прислонившись к ее плечу, наслаждаясь теплом и уютом.

Но главы, которую я надеялась прочитать, не оказалось на месте. Страницы были удалены с коротким примечанием, выведенным характерным почерком моей матери под заголовком «Шропшир: не включено в окончательный текст».

Архивы госпиталя для брошенных детей могли дать мало дополнительной информации о следующих десяти годах жизни моей матери. Но я обнаружила письмо, написанное Леной вскоре после того, как Дороти вернулась домой.

16 мая 1944 года

Уважаемый сэр!

Я чрезвычайно благодарна за ваше письмо и приложение к нему от предыдущего четверга, которое пришло точно в срок. Уверена, вы будете рады слышать, как счастлива и довольна Дороти в своем новом окружении, и она уже оказывает нам существенную помощь.

Позвольте мне снова выразить глубокую благодарность администрации госпиталя для брошенных детей за то великое благо, которое они мне оказали бесплатно, а также вам – за ваши чрезвычайно любезные письма и соображения. Я в огромном долгу перед вашими сотрудниками, учителями и директором. Прошу вас передать искреннюю благодарность за все, что они так хорошо и великодушно сделали для моего ребенка.

Искренне ваша,

мисс Л. С. Уэстон

Это было последнее письмо Лены Уэстон, сохранившееся в архиве. Но три года спустя приемная мать Дороти, Луиза Вэнс, в своем письме поставила в известность школьную администрацию, что Дороти собирается провести один месяц вместе с ней. Она также указала, что Дороти хочет посетить школу в Беркхамстеде. К письму была прикреплена рукописная записка, составленная секретарем, чтобы предоставить некоторые основания для просьбы мисс Вэнс.

Этот ребенок был причиной беспокойства для мисс Райт, когда находился в нашей школе, и я полагаю, что это та самая девочка, которая однажды сбежала из школы. После воссоединения с матерью она несколько раз писала мисс Райт, которая сомневается, что девочка посещает школу.

Я так и не узнала, что могло быть сказано в письмах, написанных Дороти для мисс Райт. Их не было в архиве. Я также не узнала, что происходило во время визитов Дороти к миссис Вэнс или в те годы, которые она провела на ферме вместе с матерью и дядей.

Последний фрагмент корреспонденции, который мне удалось обнаружить, был датирован 4 июня 1947 года, и там не было имени адресата. Письмо начиналось просто с «Уважаемый сэр».

В ответ на вашу просьбу написать вам я рада сказать, что вполне здорова и очень счастлива быть вместе с моей собственной матерью и дядей. В настоящий момент я остановилась у приемной матери на каникулы, и мне здесь тоже очень нравится.

Я чрезвычайно благодарна за ваш интерес ко мне и слышала от мистера Уайта, что я могу посетить школу в любое время. Это очень любезно с его стороны. Мы с миссис Вэнс собираемся посетить Беркхамстед в ближайшие две недели. Надеюсь, мне повезет встретиться также и с вами. Спасибо вам.

Засим остаюсь искренне ваша,

Д. Сомс

Письмо было написано моей матерью в подростковом возрасте. Я обычно моментально узнавала ее почерк, но не в этот раз: буквы были лишены своего обычного изящества, аккуратно выведенных петель и кривых. Почерк этого старого письма был более экономным и грубоватым.

Я с удивлением узнала, что Дороти оставалась на связи с миссис Вэнс и мисс Райт – двумя женщинами, причинившими ей столько боли. В воспоминаниях, которые она составила десятилетия спустя, у нее не нашлось добрых слов для обеих этих женщин; она описывала только их жестокость и равнодушие. Вероятно, обычная человечность притягивает нас к тем, кто участвовал в формировании нашей личности, когда мы были детьми, словно мотыльков к свету.

В поиске путеводных нитей я перелистала кипу старых материалов, которые нашла на чердаке, и наткнулась на страницу с именами и адресами в Англии и разных частях Европы. В списке присутствовали Уэстоны вместе с другими фамилиями, которых я никогда не слышала. Надеясь отыскать кого-нибудь, кто мог бы заполнить недостающие фрагменты в истории моей матери,