Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Быстро пробежав глазами свиток, я прочла названия книг по различным видам стихийной магии, дошла до пункта «Магия жизни» и… открыла в изумлении рот.
Потому как надпись гласила: «Магия элитари, как ее видят эльфы…»— название было выведено крупными эльфийскими рунами, но… следом, в скобочках, была приписка по-русски: «и как понимаю магию жизни я, та, что родилась человеком и стала эльфом по своей воле и выбору».
— Где эта книга? — подняла я на Тайронира горящий фанатизмом взгляд.
— Ее здесь нет, — ответил Тайронир. — Кстати, это странно. Важная книга по магии жизни исчезает из библиотеки как раз тогда, когда она больше всего нужна…
— А куда она могла деться? Кто ее взял? — я потрясла головой, пытаясь собраться с мыслями и поняла, что спрашиваю не о том. — А где сама автор? Я могу с ней поговорить?
Да, Ранимиэль, рассказывая о дочери богини, упоминала какой-то другой мир. Самое время выяснить, что она имела в виду.
— Поговорить с Эллари? — Тайронир нахмурился и посмотрел на меня как-то странно. Потом он взял со стола один из скомканных листов бумаги, развернул его и уставился на мои корявенькие эльфийские руны. — Ты разучилась писать, Ленариэль? — спросил он.
— По-видимому, это как с танцами, — пожала я плечами. — Помнишь, когда я смогла вспомнить необходимые движения только тогда, когда ты взял контроль над моим телом?
— Разумеется, помню, — снова нахмурился Тайронир. — Знаешь, я никогда не думал, что можно настолько забыть все, что связано с прошлой жизнью. Ты зачастую не имеешь представления об элементарных вещах, задаешь вопросы, ответы на которые знают даже дети, разучилась писать и танцевать, — повелитель взял меня за подбородок и приподнял голову. — Как будто твою прежнюю личность стерли, а на ее место пришел… кто-то другой. Если бы ты не была моей супругой, благословленной самой богиней… — он вдруг сделал длительную паузу, вглядываясь мне в глаза, — я бы предположил самое худшее. Скажи, Ленариэль, когда ты настоящая?
Я молчала. Вот стоит ли спрашивать, что такое — «самое худшее»? Тай в своем предположении был настолько близок к правде, насколько это вообще возможно. Может, он сам озвучит то, что я по какой-то причине сказать не могу?
Пауза затягивалась, и поэтому я сказала неожиданно хриплым голосом:
— Сейчас. Сейчас я настоящая. А теперь ты ответишь на мой вопрос — как мне поговорить с дочерью богини? Или вся их семья откликается только тогда, когда им это выгодно?
— Их семья? Ты говорила с богиней? Это произошло тогда, когда она наделила тебя магией? И это как-то связано с тем, что тебе знакома письменность, которой пользовалась ее дочь при написании книги?
— Ну, можно сказать и так. И я действительно говорила с богиней. Но вот о том, что у нее есть дочь, узнала совсем недавно. От Ранимиэль, кажется. И еще Верисель упоминал ее. Хм. И свою влюбленность в дочь богини. Получается, он знал ее лично?
— Тогда почему тебе не известно то, что Эллари живет на родине эльфов? — спросил Тайронир. — В мире, что носит название Силиэтен? Переселение части нашего народа сюда, в этот мир, в наших летописях носит название Великого исхода. Это произошло несколько столетий назад.
— Получается, и ты, и Верисель участвовали в этом эпохальном событии? — спросила я.
Да, я знала, что эльфы живут дольше людей, но чтобы настолько?
Хотелось чуть отступить, чтобы переварить новость. Одно дело вроде как понимать какие-то вещи, вроде магии или эльфийского долгожительства, а совсем другое — осознавать, что мужчина, который обнимает тебя, действительно живет на свете чертову уйму лет. Прямо в голове не укладывается. Это ж насколько он меня старше?
И умнее. Нет, вот об этом лучше не думать. Тем более что Тайронир не собирался выпускать меня из объятий, а наоборот, еще крепче прижал к себе, внимательно рассматривая.
— Да. Такое впечатление, что тебя эта новость обескуражила, — сказал Тайронир. — Кстати, когда это Верисель успел рассказать тебе, что был влюблен в Эллари? Мне вот это не было известно, хотя я давно его знаю.
— И доверяешь? — нахмурилась я. — Вот представь себе, успел. Знаешь ли, мы, потерявшие память, любим у всех спрашивать то, чего не знаем. Вот нам и рассказывают разные вещи.
— Да, я ему доверяю, и для этого есть все основания. Мы не раз спасали друг другу жизнь. Этого он тебе не рассказывал?
— Нет. Не успел, видимо, или посчитал информацию несущественной, — ответила я, делая попытку отстраниться.
— Что между вами двоими происходит? — спросил Тайронир, все-таки выпуская меня.
— Какой прекрасный вопрос! — я усмехнулась, и еле сдержалась, чтобы не рассмеяться в голос. — Ты уверен, что готов узнать на него ответ?
Я старалась говорить очень аккуратно. Прекрасно помню, что произошло в прошлый раз, когда я попыталась все рассказать Тайрониру. Потеряла сознание, а после, проснувшись, обнаружила, что муженек убыл на границу. Я не уверена, но, похоже, тот самый блок в голове, что не дает ментальным магам читать мои мысли, еще и препятствует излишней откровенности.
— Разумеется, — ответил повелитель. — Ленариэль? Я приму любую правду, уверяю тебя.
А я вот в этом не уверена. Но должна попробовать.
— Помнишь, ты сказал, что после падения со скалы я сильно изменилась? — осторожно начала я. — Словно стала совсем другим че… другой личностью?
— На самом деле, твое поведение в принципе очень переменчиво, — сказал Тайронир. — В детстве ты была одной, в юности — другой. А уж после того, как Верисель привез тебя в столицу, чтобы мы могли соединиться в обряде, я уже сбился со счета, сколько раз ты представала для меня в новом обличье…
— Наверное, — согласилась я. — Но ты не можешь отрицать, что после падения я изменилась особенно сильно.
В доказательство своих слов я вытянула вперед ладонь, на которой ярким светом засиял сгусток моей магии.
— Не могу. И не буду, — сказал Тайронир. — К чему ты ведешь, Ленариэль?
Открыв рот, я поняла, что не в состоянии произнести этого. Просто сказать: «я не Ленариэль, я человек» не могу. Вот не могу и все. Слова не складываются, голос не слушается, ничего не выходит!
Вот что за гадость такая?!
— К тому, что у ваших богов абсолютно идиотское чувство юмора! — выпалила я, возведя глаза к потолку. Если богиня, или ее сыночек, или еще кто-то там слышат меня, пусть поймут, что они извращенцы!
Вот что за лицемерие такое — говорить о свободе выбора и воле, а потом ставить в голову блок, запрещающий элементарную свободу слова!
— Ленариэль, что ты такое говоришь? — возмутился Тайронир.
Но мне было не до его эмоций и отношения. Подлетев к столу, я нашла тот самый лист бумаги, где писала по-русски.