Ульяна с удовольствием отметила, как лицо Ивана Несторовича на мгновение перестало выражать отрешенное спокойствие и исказилось от ярости, совсем как в тот день, когда он едва не убил американца в эльберфельдской аптеке за его ингалятор с нашатыркой. Даже, может быть, еще яростней. Но тотчас оно вновь приняло холодное выражение, он улыбнулся, вдруг поднялся и подошел к столу.

Ульяна позволила себе еще два шага назад.

— Глядите, я не только с крыш прыгать умею, — проговорил он, выкинув веером колоду карт рубашкой вниз. Потом провел рукой, и все карты стали червонными, потом опять провел, черви сменились пиками. — Хирургу фокусы даются проще, чем кому бы то ни было. Ловкость пальцев ведь чуть ли не с детства тренировал. На лягушках и мышатах. Анатомируя их хрупкие тела. А тут скучные дни в «Брайденбахер Хоф» чем-то заполнять приходилось. Окромя старушки одного доброго приятеля, которую я в Бармене лечил, дел не было. Решил попробовать. Теперь и с вами могу посоперничать. Во что предложите? В вист-преферанс, бостон, экарте, табельку? А?

— Недурно, — оценила Ульяна и, хотя не заметила ничего в рукаве у доктора, поспешила съязвить: — Но я видела, что под вашими манжетами что-то блеснуло.

На что Иноземцев поднял рукава до самых локтей.

«Вот оно зачем доктор по игорным залам хаживал», — пронеслось в голове Ульяны, смотрел, как жулики да шулера порошковыми картами жонглируют. А теперь дразнится. Но на лице ее не промелькнуло и тени удивления. Рано торжествовать-то, герр доктор.

«Пару фокусов выучил, думаешь меня в табельку обыграть. Сейчас такую табельку покажу, век помнить будешь».

— Нет, благодарю, меня больше интересует журналист, — проворковала она, состроив язвительную гримасу и не забывая медленно отступать к окну. — Подослали какого-то безумца-революционера, такого же одержимого, как и вы сами… — шаг. — Хотели меня в дурном свете выставить. А я, наивная, полагала, что Ромэн затеял двойную игру. Убить его готовилась! — еще шаг. — Зря вы, Иван Несторович, думаете, что нет у меня сердца. Видит бог, за одного вас все это время переживала, за вас одного богу молитвы воздавала. Думала, как бы бед каких не натворили, а вы…

— А я тем временем тоже добрыми делами занят был, Ульяна Владимировна, исполнял ваши желания, все равно что джинн из волшебной лампы. От вашего имени, Герши, — Иноземцев повернул на мгновение голову к адвокату, — вел расследование по поимке коварной Элен Бюлов, как мог, пособлял дюссельдорфской полиции, сделав вас истинным героем. Поверьте, «Гру и Маньян» пожалеют, что лишились такого отважного сотрудника… Кстати, забыл передать вести из Парижа. Вас в адвокатской конторе велели рассчитать…

Он запнулся и вновь достал свои часы «Dent London», верно, ждал чего-то, надо бы поторопиться, взволновалась Ульяна.

— Ромэна вернул на путь истинный, быть может, закончит он наконец учебу, — продолжил доктор. — Вместо вас, Ульяна Владимировна, я помог революционерам в их борьбе против монополистов, и теперь они не забудут Элен Бюлов. Вы ведь так стремитесь попасть в газеты и обрести славу. Теперь мадемуазель Бюлов в первых рядах немецкого пролетариата значится. Берлинскую и дюссельдорфскую полицию трясет в лихорадке от одного только упоминания этого почти мифического имени. Посмотрим, сможете ли вы от нее теперь уйти, вновь оставив с носом.

— Зачем вам это, Иван Несторович? — в совершенном отчаянии вскричала Ульяна. — Вы же себя погубили окончательно. Ничего толком не добились этой вашей выходкой с кроликами. Ну напечатала газета канцлера мульку про «Фабен», уже завтра напишут опровержение этой статьи, герра Лупуса изловят и расстреляют, вас ведь тоже не теплая спокойная камера ждет, а смерть. Тягаться со мной вздумали? Кишка тонка!

— Очень на это надеюсь, Ульяна Владимировна. Но пусть время рассудит. А статья герра Лупуса дала резонанс, поверьте. Дыма без огня не бывает. Смерть же… Она ведь супротив жизни с вами как раз таки теплая и спокойная. Жду не дождусь, когда ж с ней свижусь.

Пробило полдень. В коридоре послышался топот, к которому Иван Несторович был, видимо, заранее готов, ибо не поднял даже головы в сторону двери, продолжая с грустью взирать на Ульяну. Через мгновение в комнату ворвалась толпа полицейских. Опираясь на трость, Иноземцев учтиво поклонился офицеру.

— Господин Иноземцев в вашем распоряжении. Он готов написать повинную и понести любую кару.

Слова доктора звучали столь двусмысленно, что, если бы Ульяна не ведала, что полиция его знает под именем Герши, то можно было решить, что он сдавал самого себя. Адвокат же все испортил. Немного пожив в Германии, он стал понимать по-немецки, и теперь обмануть его было не так-то просто, он понял, что Иван Несторович делал многозначительный на него намек, вскочил, точно ужаленный, и попытался бежать. И, конечно же, бравые немецкие фараоны расценили это как сигнал опасности, остановили его, тотчас приступив к обыску, стянули с него редингот, жилетку и принялись выворачивать одежду наизнанку. Среди прочих вещей оказался и паспорт Иноземцева, который тот оставил на столе в гостинице Петерманн. С тех пор Герши носил документ с собой в надежде встретить доктора и вернуть, но в суматохе о нем позабыл и уже неделю не вынимал из кармана.

— Что ж, — торжествующе проговорил офицер дюссельдорфской полиции. — Теперь все встало на свои места. Человек, что выдавал себя за Эмиля Герши, пойман. Полиция Бармена будет удивлена встрече с русским доктором, который приволок в русское консульство чужой труп и выдал его за собственное мертвое тело. Они до сих пор уверены, что вы мертвы. Герр Иноземцев, именем кайзера вы арестованы.

Ульяна глядела на потерянного адвоката, на Иноземцева, который отсутствующе улыбался, продолжая стоять, опираясь на трость, на полицейских и машинально отступала назад. Под ногами наконец раздался спасительный хруст надломленных досок паркета.

Герши в отчаянии сорвался с места, не выдержала его душа авантюрных приключений, понял, что дорого заплатит за то, что ходил хвостом за мадемуазель Бюлов, метнулся в сторону, едва не плача, но движения его были все равно что у загнанного зайца — дергался, точно бежал по углям, не рассчитал, споткнулся о ножку стола и упал прямо на руки двух полицейских.

— За что? — вскричал он, когда на его запястьях один из полицейских щелкнул наручниками. — Я не Иноземцев, я не Иноземцев! За что вы так?

— Это вам в назидание не связываться больше с преступниками, хоть даже если это женщина и вы в ней души не чаете, — сказал доктор по-французски. — Не тревожьтесь, долго вас держать не будут, месяцок, не больше, пока дознание не закончится.

Потом обернулся к полицейским и указал на Ульяну с рыжими, всклоченными во все стороны волосами и смешными круглыми очками на носу.

— Разрешите представить — Элен Бюлов.

Полицейские, как один, синхронно развернулись к ней, не сдержав удивленного возгласа.

— Не забудьте имени Герши Эмиля, кхе-кхе, простите, Емельяна Гершина, покорного слуги вашего, когда захлопнете за ее спиной тюремную решетку. — И с улыбкой добавил: — Вот она какая, справедливость, госпожа Бюлов. А вы говорили, ее нет вовсе. Есть, оказывается. Но ежели вздумается вам сейчас бежать, хоть это и невозможно, то в моем лице вы найдете самого смертельного своего врага. Всеми силами, какие еще остались во мне, буду пособлять органам ловить вас и наказывать, пусть не один раз, пусть дюжину, тысячу, до последнего вздоха своего буду преследовать, а господь распорядится — и после смерти, духом возмездия, пока вы не окажетесь в самом сердце ада на цепи своего хозяина сатаны.