долгих секунд, прежде чем боль стала явственно ощутимой. Она растекалась по лицу расплавленным свинцом. Во рту стало солоно. Василиса стиснула губы зубами, не в силах сдерживать слезы от боли, жжения и невыносимого унижения. Попятилась на ватных ногах, чтобы постыдно сбежать, но крепкие пальцы сжались, сминая ворот ее рубашки. Сильным рывком Игорь притянул Василису к себе так близко, что кончики их носов практически коснулись друг друга. Староста шумно дышал через нос и крепко стискивал челюсти. На скулах заходили тугие желваки.

– Что ты вообще знаешь? М? – губы Игоря мелко задрожали. – Носишься с ней, словно курица с яйцом, так рьяно оберегая ее чувства. А мои?! – Игорь повысил голос, не думая о том, что другие старосты могли их услышать. – Кто-нибудь думает о моих чувствах?! Почему я должен слушать осуждения за собственный выбор? – он пытливо посмотрел на Василису, словно проникая под самую кожу, и хрипло проговорил: – Почему меня осуждает такая, как ты?

Василиса похолодела. Мышцы стали ватными. По коже, на которой выступила обильная холодная испарина, побежали мурашки. Глаза напротив покраснели, будто их накрыло багряной пеленой. Василиса могла поклясться, что видела, как на нижних веках Игоря выступили слезы.

Неосознанно она крепко зажмурилась и отвела лицо в сторону: ожидала, что Игорь на одном ударе не остановится. Но хватка неожиданно ослабла. Василиса ошарашенно распахнула глаза в тот момент, когда староста грубо подтолкнул ее к выходу, больно стискивая плечо. Дверь шумно распахнулась. Сильный толчок в спину. Колычева не удержалась на ногах и упала на пол. Не успела выставить вперед руки, чтобы уберечь лицо. С губ сорвался болезненный стон.

Игорь в сердцах раскрыл учебник, который все это время держал в руке, вырвал несколько страниц и бросил в распластавшуюся на полу Василису. Дверь с грохотом захлопнулась.

[Конец воспоминаний]

– Когда вы пришли к нему? Как долго пробыли? Сколько прошло с тех пор, как вы покинули его комнату и обнаружили труп?

– О… – Василиса задумалась и стала нервно покусывать губы. – Я ушла из библиотеки около половины десятого. Значит… прошло примерно десять или пятнадцать минут, когда я пришла к Игорю. Думаю, я пробыла у него не менее получаса. После того, как он меня выгнал, я еще некоторое время сидела возле его двери. Ну, знаете… я была немного ошарашена.

Некоторое время Морозов молча смотрел на Колычеву. Первое, о чем он подумал: почему Дубовицкий скрыл в показаниях тот факт, что в момент убийства Василевской он был в комнате не один, а с Василисой? Это обстоятельство определенно играло в его пользу. Какое-никакое, но это алиби. Впрочем, учитывая их конфликтные взаимоотношения, Дубовицкий мог предположить, что Колычева не подтвердит его показания. При таком раскладе все выглядело бы еще более скверно.

– И как часто Дубовицкий проявляет агрессию подобным образом? – Морозов неопределенно повел плечом. – Нормальная практика в академии применять силу к девушкам? Да в принципе к кому-либо из студентов.

– Если вы говорите обо мне, то подобное было дважды. И я была свидетелем его грубого отношения к Соне, но это, как я понимаю, не новость.

– А еще?

– На моей памяти Игорь единственный, кто ведет себя так… несдержанно. Несмотря на слухи о том, что старосты могут наказывать за нарушение правил, я никогда не слышала о ком-либо конкретном. И, соответственно, не видела.

– Вы говорили кому-либо об этих инцидентах в отношении вас и потерпевшей? К Дубовицкому применяли дисциплинарные меры?

– Что значит, говорила ли я кому-то? – Василиса шумно фыркнула и нервно повела головой. – Если вы имеете в виду, жаловалась ли я администрации, то определенно нет. Но от друзей, конечно же, некоторых моментов не утаить. Особенно от человека, который живет с тобой в одной комнате. – Василиса пожала плечами. – Кроме того, здесь такие правила. За дисциплиной следят старосты. Они поощряют, и они же наказывают. Те же дисциплинарные взыскания за поведение администрация выносит на основании решения совета обучающихся факультета. Не кажется ли вам странным жаловаться на внутренние конфликты между студентами в таком случае?

– А вам не кажется, что подобные правила противоречат каким-либо моральным нормам? – Морозов коротко усмехнулся. – А если решат избавиться от неугодных без веской причины?

– Не думаю, что подобное произойдет.

– Почему же?

– Потому что окончательное решение принимает староста академии. – Василиса коротко выдохнула и опустила глаза. – Горский на такое не способен.

– Вот как… Ладно! – Морозов сдался. – Куда вы пошли после того, как Дубовицкий выгнал вас из комнаты?

– Я была немного… расстроена, поэтому не захотела сразу возвращаться к себе. – Василиса слегка усмехнулась. – Не хотела отвечать на расспросы соседки по комнате. Решила пойти на общий балкон, чтобы побыть одной. Но ближе к комендантскому часу меня нашел Богдан. Мы немного поговорили и решили вернуться в свои комнаты. Ну а дальше… – Василиса немного помолчала, проваливаясь в неприятные воспоминания, и добавила почти шепотом: – А дальше вы и так знаете.

– Значит, Богдан Вишневский тоже осведомлен об отношениях Дубовицкого и потерпевшей? – предположил следователь.

– Не совсем. – Василиса качнула головой и почесала кончик носа. – Я не рассказывала ему всех подробностей. Так… ему известно, что между Игорем и Соней были интимные отношения, но не более. Наши с ней разговоры оставались в секрете.

– Он не знал об эпизодах рукоприкладства?

– Нет, но он бы не удивился, учитывая, какие слухи ходят среди первокурсников о старостах.

– Вот как… – задумчиво произнес следователь и сделал пометку в ежедневнике. – Так почему ваш друг солгал? – Морозов поднял взгляд и пристально посмотрел на Василису. – Почему он сказал, что вы не были знакомы с потерпевшей?

– Он беспокоится обо мне. – Василиса не желала подставлять Богдана под удар, но надеялась, что благого намерения будет достаточно, чтобы следователь не думал о Вишневском в отрицательном ключе. – Я получила стипендию в этой академии каким-то невообразимым для себя образом. Чудо – и никак иначе. Счастливый билет в хорошее будущее. – Василиса досадно поджала губы и отвела взгляд в сторону, разглядывая вид из окна. – У меня тяжелая жизненная ситуация и определенные проблемы, которые делают невозможным общение с семьей. Если меня исключат, у меня лишь один выход: остаться на улице. – Она вновь посмотрела на следователя и шумно вздохнула: – Богдан не хотел, чтобы я вмешивалась в эту историю, поскольку не в моих интересах привлекать к себе излишнее внимание администрации академии. И правоохранительных органов, конечно же. Мне… – голос ее дрогнул. – Мне очень важно это место.

– Насколько мне известно, в период летних каникул студенты покидают кампус. Разве нет?

– В исключительных случаях по договоренности с администрацией стипендиаты могут жить на территории кампуса