Более того, такой известный человек, как Питер, как будто исчез с лица планеты. И меня это очень тревожит. Впрочем, в последнее время я постоянно испытываю какое-то подобие страха, похожего на предчувствие бури, зарождающейся без всякого прогноза и понятия, когда она обрушится и какие разрушения после себя оставит.

Близнецы сидят напротив меня и с мрачными лицами рассказывают об очередном неприбывшем грузе – миллион долларов в виде пикси-пыли взял и растворился в воздухе.

С пылающей внутри яростью я сажусь за стол. Такое ощущение, будто я смотрю на гигантскую головоломку и не вижу центральной детали.

И где, мать его, Питер?

– Мне нужно, чтобы вы сделали обход. Сегодня же, – глядя на близнецов, я делаю глубокий вдох, пытаясь сдержать растущий гнев. – Обойдите каждый закоулок и соберите всех людей, которые когда-либо прикасались к нашему продукту, разденьте их и обыщите. Если вы увидите татуировку крокодила, часы или любую их разновидность, приведите их сюда и посадите на цепь в подвале. Все ясно?

– Мы поняли, Крюк.

– Хорошо, – я разминаю шею. – Пришлите, пожалуйста, Старки, когда будете уходить.

Они выходят.

При упоминании татуировки мне становится дурно, как будто ее вырвали прямо из моих кошмаров и впечатали в кожу чернилами. Это невозможно.

– Сэр, – Старки открывает дверь, его глаза распахнуты и насторожены.

Напряженный, я поднимаюсь, застегиваю пуговицы на костюме и направляюсь к нему, огибая стол. В комнате долго царит тишина, пока я наконец не завожу разговор:

– Напомни мне еще раз, Старки, почему ты вмешался той ночью?

– Я случайно, Крюк. Я не хотел, – он опускает глаза. – Я готов понести любое наказание, которое ты сочтешь нужным.

– А что, если я сочту нужным покончить с твоей жизнью? – уголок моего рта кривится, хотя живот сводит судорогой. – В конце концов, наказание должно соответствовать преступлению, ты согласен?

Он сглатывает, пальцы подергиваются. Мои глаза следят за этим движением.

– Это был несчастный случай, – повторяет он.

– Я плачу тебе не за несчастные случаи, – я киваю, делая шаг к нему.

У меня раздуваются ноздри, а пальцы так и норовят схватиться за клинок и вонзить его в кожу. Но если я прикончу его, моральный дух людей пострадает: до сих пор Старки никогда не доставлял мне хлопот, а после смерти Ру и шепотков на улицах мне меньше всего нужно, чтобы мои подчиненные чувствовали угрозу.

– Ты всегда был преданным, Старки. Одним из лучших. До недавнего времени я бы доверил тебе свою жизнь.

Его челюсть сжимается: я достаю нож, переворачиваю его и самым кончиков поддеваю его подбородок.

– Не делай больше глупостей, или в следующий раз я не буду так снисходителен.

Он кивает, глядя на металл, давящий на кожу.

– Спасибо, – говорит он. – И прости, я не хотел…

Я поднимаю руку, отступая назад:

– Найди помощницу Питера Майклза, Тину Белл, и приведи ее ко мне. Ты понял?

Тот сглатывает и кивает.

– Иди.

С каждой минутой, пролетевшей после ухода Старки, тело напрягается все сильнее, а в голове поселяется неприятное ощущение, словно я смотрю телевизор с помехами. Такое чувство, что я что-то упускаю. Но, черт подери, я не могу понять, что именно.

Когда я наконец возвращаюсь на пристань, – по дороге я еще заскочил за шампанским и букетом роз, – у меня уже нет сил ни на что. Все, что я сейчас хочу, – это раствориться в объятиях Венди.

Пройдя на кухню, я опускаю бутылку шампанского в лед, и в наступившей тишине мое сердце замирает от мысли, что, возможно, она передумала и решила все-таки меня бросить. Я потираю ладонью грудь, недовольный внезапным изменением пульса.

– Романтика.

Я оборачиваюсь и вижу Сми, заходящего в комнату.

– Да, можно подумать, что я начал жизнь с нового листа, – я одариваю его натянутой улыбкой.

– Она тебе нравится, да? – с блеском в глазах он делает шаг мне навстречу и склоняет голову набок.

Я слегка теряюсь, но все же киваю в ответ. Я не из тех людей, кто говорит о своих эмоциях открыто, но сейчас, в моем доме, чувства, которые я испытываю, довольно очевидны, поэтому смысла их отрицать я не вижу.

– Она – главный источник моего счастья.

– Хм, – Сми останавливается перед букетом, наклоняется, чтобы понюхать розы. – Ну, я долго ждал, когда ты приведешь сюда девушку.

– Да? – я вскидываю брови.

– Чтобы увидеть тебя счастливым, конечно же, – Сми посмеивается.

Расстегнув пиджак, я снимаю его и накидываю на спинку одного из кухонных барных стульев.

– Честно говоря, я не знаю, что с собой делать, – я запускаю руку в волосы. – Начало нашей истории было не самым удачным.

– Иногда, босс, нужно быть терпеливым и просто плыть по течению, – Сми смеется.

Я потираю челюсть, кивая.

– Она здесь? – спрашиваю я.

– Она никуда и не уходила, – он кивает в сторону спальни.

Я не могу сопротивляться желаю ее увидеть, поэтому ухожу.

– Сми, – я останавливаюсь перед выходом в коридор.

– Да, сэр?

– Ты хороший человек. И я ценю все, что ты делаешь. Я слишком редко тебе об этом говорю.

Он склоняет голову, а я ухожу к женщине, которая стала центром моей вселенной.

Глава 41

Венди

Я так и не решилась пойти в «Ванильный стручок»: не хотелось встречаться лицом к лицу с разгневанной и прямолинейной Энджи. Судя по ее сообщениям, она не в восторге от моего поступка, приняв мое отсутствие на работе за выпендреж: она подумала, что деньги мне не нужны, и поэтому я не прихожу. По этой причине я решила пойти по пути труса и просто отправила ей сообщение. Она не ответила.

Впрочем, я ее не виню. С ее позиций я кажусь пустозвоном, временным приспособленцем, бросившим их всех на произвол судьбы. И, возможно, это к лучшему, потому что я не уверена, что смогу придумать оправдание своему исчезновению, кроме правды. Вряд ли я смогу прийти и сказать им, что меня взяли в заложники, но все в порядке, потому что я влюблена в похитителя.

Откинувшись на спинку кровати Джеймса, я смеюсь, вспоминая один из первых наших разговоров. Когда мы шутили о стокгольмском синдроме. Ирония судьбы.

Смех срывается с моих губ в тот самый момент, когда открывается дверь и входит Джеймс. У него очень уставшие глаза и пустой взгляд.

– Что смешного, красавица? – спрашивает он, присаживаясь рядом со мной на кровать. Он протягивает руку и проводит пальцем под моими глазами, от его слов и прикосновений я таю, как масло.

Я усмехаюсь.

– Я вспоминаю, как