Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глаза ее широко распахнуты, она касается каждого шрама, многие из которых остались от тех ночей, когда дядя решил начать дырявить мне кожу, зная, что вид крови вызовет парализующий ужас.
В груди беспорядочно колотится сердце. Ее рука скользит по моему бедру, по зазубренной линии сбоку, горящей от ее прикосновений.
– Что произошло? – спрашивает она.
– Авиакатастрофа, – я стискиваю зубы.
Она переводит взгляд на меня, а затем наклоняется и прижимается губами к шраму. Легкие сдавливаются, в горле першит. Мне хочется сказать ей, что она целует шрам, нанесенный ее отцом, и что каким-то образом, одним своим прикосновением, она облегчает боль.
Но я не знаю, как это сделать, и потому притягиваю ее лицо к своему и выражаю свою благодарность телом.
Слившись с ней в поцелуе, я прижимаю ее спиной к столу, мой член проскальзывает между складками ее киски, создавая трение, от которого мой живот напрягается, а удовольствие пронизывает позвоночник.
– Скажи это еще раз, – прошу я, прижимаясь губами к ее рту.
– Что сказать?
– Мое имя, – я толкаюсь бедрами, распространяя тепло по каждой клеточке.
Ее глаза закатываются, когда головка члена прижимается к ее клитору.
– Джеймс, – дышит она.
Член входит в нее одним с одного толчка и до упора.
Мы одновременно вскрикиваем – чувство близости к ней перекрывает все чувства. Я опасаюсь даже пошевелиться, потому что в этом случае я просто взорвусь, а я хочу, чтобы этот секс длился вечно.
Я медленно выхожу из нее, а затем снова вхожу – мощь моих бедер соответствует всплеску желаний, доводя меня до безумия этой потребностью проникнуть в нее как можно глубже.
Я наклоняюсь и облизываю раковину ее уха:
– Ты идеал. Мне так чертовски хорошо.
Она стонет, ногти впиваются мне в плечо, когда бедра поднимаются навстречу моим.
Здесь нет никакого распределения сил, нет требования повиновения или необходимости держать все под контролем.
Здесь есть Венди.
И только Венди.
Которая занимается тем, что у нее лучше всего получается: поглощает каждую частичку меня.
Мое истерзанное сердце бьется о почерневшую клетку, бьется только для нее, надеясь, что она научится любить его даже сквозь грязь.
– Еще раз, – требую я.
– Джеймс, – стонет она.
Я прикусываю губу, внутренности бушуют от жара, пока мои бедра бьются о ее киску, а яйца шлепаются о ее задницу.
– Скажи мне, что ты моя.
Она вскрикивает, когда я меняю ритм; член полностью входит в нее, потираясь о клитор.
– Я…
Я прерываю ее поцелуем: мне нужно, чтобы она поняла, о чем я прошу.
– Скажи, но не потому, что я прошу тебя, – я припадаю губами к ее шее, дыхание становится поверхностным и горячим, оргазм нарастает глубоко в животе, пока я выхожу из нее и вхожу, вращая бедрами. – Я хочу, чтобы ты сказала это, потому что ты правда моя. Потому что ты останешься со мной, хотя мы оба знаем, что тебе лучше уйти.
Ее дыхание сбивается, руки обхватывают мое лицо, и она пристально смотрит мне в глаза:
– Я твоя, Джеймс.
В моей груди вспыхивает жар – я ускоряю темп. Ее слова проникают в мою душу и заполняют трещины в моем сердце.
Звук шлепков нашей кожи смешивается с ее стонами, пока она не взрывается новым оргазмом. Стенки ее киски сжимаются вокруг члена – яйца напрягаются, а вместе с ними и все мышцы моего тела. Сперма пульсирует в члене, я толкаюсь до предела и покрываю ее влагалище семенем.
Я падаю на нее сверху, тяжело дыша. Но мой разум наконец-то успокаивается.
Именно в этот момент я понимаю – как бы безумно это ни казалось, – что я ее люблю.
И это пугает меня больше, чем что-либо другое.
Глава 39
Венди
Я стою перед зеркалом, поправляя плохо сидящую одежду, которую купила мне Мойра. А та, что была на мне, валяется на полу в клочья разорванная – я заметила, что Джеймс любит так делать. Я смотрю на него через зеркало, пока он стоит за своим столом. Наконец-то он смыл кровь со своих рук и теперь застегивает рубашку, прикрывая шрамы, которые испещряют каждый сантиметр его торса. Сердце замирает не только от любопытства по поводу их появления, но и от осознания того факта, что он разрешил мне на них посмотреть.
Открыв ящик, Джеймс достает пистолет, засовывает его за спину в пояс брюк, надевает пиджак и застегивает его спереди на все пуговицы.
Мышцы пресса напрягаются от этого зрелища.
– Ты слишком привлекателен, – мурлычу я.
Джеймс вскидывает голову, на его лице появляется улыбка. Он подходит ко мне, становится сзади и целует меня в шею.
– Джеймс? – стук сердца отзывается у меня в ушах.
Я не уверена, где мы находимся: иногда мне кажется, что я стою на качели-балансире, не зная, в какую сторону она опустится.
– Хм? – он прижимается ко мне.
– Можно я… – я поворачиваюсь к нему и кладу руки на его грудь. – Можно я встречусь с братом?
– Хорошо, – он кивает.
Меня охватывает чувство облегчения.
– И… – я прикусываю губу. – Я бы хотела вернуть телефон.
– Договорились, – Джеймс вскидывает бровь. – Что-нибудь еще?
– И я хочу, чтобы ты сказал мне, что не был с Мойрой, – тараторю я, пока, жар обжигает мои щеки.
Он берет паузу.
– Никогда?
– Ну, конечно же, не сейчас, – я морщусь. – Я и так знаю, где ты был.
– Я не был ни с Мойрой, ни с какой-либо другой женщиной с того момента, как к прикоснулся к тебе, – его пальцы поднимают мой подбородок, приглашая заглянуть ему в глаза.
– Хорошо, – я делаю глубокий вдох, на душе становится легче.
– Вот и отлично, – его губы подрагивают.
– Да, отлично, – повторяю я.
– И так, для ясности, – он вдавливает большой палец в мой подбородок, – если кто-то другой дотронется до тебя, я отрежу ему руки, чтобы они больше никогда ни к чему не смогли прикоснуться.
– Ты такой жестокий, – в груди все сжимается.
– Я такой, какой есть, детка, – Джеймс усмехается.
– А я? Разве мы… Я ведь больше не в плену…
– Венди, ты вольна делать то, что хочешь. Твой отец, он…
– Нет, я знаю, – перебиваю я, не желая говорить об отце: раны еще слишком свежи.
– Не знаешь.
Он прикасается к своему боку, изуродованному зазубренным шрамом.
– Авиакатастрофа, о которой я говорил… – его ноздри раздуваются. – Это был рейс авиакомпании твоего отца.
– Что? – я задыхаюсь.
– Здесь не место для этого разговора, детка, – он качает головой.
Во мне растет раздражение: не хочу, чтобы от