Во время посадки на лед в Рийп-фьорде сломалось шасси. Никто из команды не пострадал, и запаса продовольствия у них хватало на две недели. Радиограмма Чухновского заканчивалась так: «Считаю необходимым „Красину“ срочно идти спасать Мальмгрена» {124}.

Журналисты на борту «Красина» вскоре узнали содержание радиограмм с «Юнкерса». Сенсационная новость тут же разошлась по ошеломленным газетным редакциям. Норвежские газеты расчистили первые полосы для крупных заголовков о чудесном событии, в вероятность которого никто, по правде сказать, уже не верил. Группу Мальмгрена, безоружную, почти без провианта и снаряжения, а также без радио для отсылки своих координат, многие полярные авторитеты давно считали погибшей. Тем больше радости вызвало известие, что их нашли живыми, — особенно в Швеции и у шведских поисковых отрядов на Шпицбергене.

Однако радость их была преждевременной. На остроконечной льдине разыгралась трагедия, и выжившим еще долго предстояло пожинать ее горькие плоды.

Единственным шансом на спасение для группы Мальмгрена было дождаться подхода «Красина». Собачьих упряжек на борту ледокола не имелось. Чухновский доложил, что лед в том районе активно ломался, а потому лыжники также не могли до них добраться. Аэроплан стоял со сломанным шасси в Рийп-фьорде и не мог прийти никому на выручку. Команда «Красина» принялась спешно разбирать помост, водруженный на лед в ожидании прибытия «Красного медведя». Адольф Хуль стоял у поручней и наблюдал. Позднее он отмечал в своем отчете, что никогда прежде он не видел такой стремительной и слаженной работы. Команда ледокола была преисполнена рвения.

Взвыли сирены, и из труб повалил черный угольный дым. Никто не переживал о критическом расходе запасов угля. «Красин» прорубался сквозь льды, сначала медленно, потом быстрее. Потом снова замедлял ход. И так до самого утра. Поспать толком никому не удалось. Всех, кто был на борту, обуревали смешанные чувства: боязнь опоздать и предвкушение того, что грядущий день войдет в анналы полярной истории. Команда столпилась на верхней палубе, а те, кому не хватило места, повисли на мачтах и реях. Капитан обещал награду в 100 рублей тому, кто увидит группу Мальмгрена первым. Деньги в итоге получил второй штурман Август Брейнкопф. Было 5.20 утра четверга, 12 июля, когда он внезапно крикнул: «Человек! Вижу человека!» {125}

Все повернули головы туда, куда указывал штурман. Поначалу они увидели лишь черную точку, но постепенно она приобрела человеческие очертания. Наконец судно подошло так близко, что они смогли различить, как человек наклоняется и говорит что-то другому, лежащему на льду. Ледокол остановился примерно в сотне метров от них. Подойди он ближе, лед перед его носом мог прийти в движение и опрокинуть льдину, на которой находились люди. Команда не мешкая спустилась на лед и бросилась к терпящим бедствие, используя для переправы через полыньи лестницы и доски.

С этого момента в описаниях событий появляется множество версий того, что якобы увидели на льдине люди с ледокола. Адольф Хуль к странному лагерю подошел достаточно поздно. Он спросил стоявшего на ногах мужчину, не Мальмгрен ли он. Полученный ответ Хуль дословно воспроизводит в своем отчете: «Нет, Мальмгрен погиб месяц назад. Я капитан Дзаппи, а мой больной товарищ — капитан Мариано» {126}. Хулю удалось сделать несколько снимков. Уже там, на льду, он осознал, что стал свидетелем одного из самых драматических моментов в истории освоения Арктики {127}.

Перед взорами спасателей предстало поразительное зрелище. Капитан Дзаппи довольно странно себя вел, поэтому начальство на борту ледокола постаралось как можно тщательней задокументировать даже мельчайшие детали увиденного и услышанного. Все предметы, лежавшие на льду, сначала сфотографировали и только потом бережно упаковали и подняли на борт. И с этим следовало поторопиться, потому что шаткая льдина в любой момент могла перевернуться. По прикидкам Хуля, надводная часть льдины имела площадь 10 на 10 м. При этом верхняя ее точка возвышалась над водной гладью приблизительно на 5 м. С учетом того, что плотность чистого льда составляет максимум 0,9 г/см3, толщина подводной части льдины должна была равняться 30–40 м. По всей видимости, она являлась остатком большого айсберга, на котором нашла прибежище группа Мальмгрена.

Одной из самых больших неожиданностей для советских спасателей стало то, что выживших на льдине оказалось только двое. Капитан Дзаппи объяснил, что разложил на льду летную форму Мальмгрена, чтобы их заметили с самолетов, ревущие моторы которых они не раз слышали у себя над головой. Дзаппи также упомянул, что слышал шум аэроплана в ночь с 18 на 19 июня {128}. Никто из русских не обратил на его сообщение должного внимания, поскольку в конце июня в этом районе искали лагерь Нобиле и норвежские, и итальянские, и шведские авиаторы.

Подтверждением рассказа Дзаппи посчитали найденные чуть в стороне обрывки тряпок, из которых была сложена фраза: HELP FOOD ZAPPI MARIANO. Пилоты об этом тексте в своих докладах не упоминали, им казалось, что они видели трех человек: двое стояли, а один лежал на льду. Все подробности устройства итальянского лагеря подверглись впоследствии бурному обсуждению. Итальянская сторона резко опровергала наблюдения, сделанные с советского аэроплана. В этой связи особое значение приобрели кинопленки и фотографии Блувштейна, позднее проявленные в Ленинграде.

Со спасенными итальянцами что-то явно было не так. Адольф Хуль смотрел на вещи трезво и разыгрывавшиеся на ледоколе сцены описывал сухо и объективно. Но даже он не смог обойтись без некоторых жутких подробностей. Дзаппи казался взвинченным. Он был тепло одет, но грязен, лицо почти целиком скрыто густой черной бородой. Глаза его лихорадочно блестели, он метался по льдине и что-то бессвязно бормотал. Мариано лежал в луже подтаявшей ледяной воды, едва одетый, с голыми лодыжками. Он был истощен и поначалу не говорил ни слова. Только таращился невидящим взглядом, с неподвижной гримасой на лице. Многие очевидцы впоследствии отмечали застывшую на его губах улыбку — жутковатый треугольник полуоткрытого рта. Идти он не мог, так что его перенесли на ледокол на носилках. Дзаппи, напротив, безо всякой помощи быстро вскарабкался на борт по пятиметровой веревочной лестнице.

Журналисты на судне сразу учуяли сенсацию, каких поискать, и принялись увиваться вокруг спасенных итальянцев. Но судовой доктор, Антон Владимирович Средневский, поспешил вмешаться. Мариано спустили в больничную каюту и запретили беспокоить. Дзаппи увели в кают-компанию, он по-прежнему волновался и странно себя вел. Доктор понимал, что в обычных обстоятельствах такое поведение совсем не подобает морскому офицеру, и запретил журналистам всякое общение с ним. Но это не помогло. Судя по всему, Дзаппи сам сгорал от желания поведать миру о своем походе через льды. Больше всего из него удалось вытянуть Джудичи, который был его