суши принадлежала Мальмгрену. Позднее в своем отчете Хуль заключил, что это утверждение неверно, поскольку противоречит свидетельствам других очевидцев из лагеря Нобиле — в особенности словам самого Нобиле и Франтишека Бегоунека, но также показаниям Вильери, Бьяджи и Чечони. Все они сходились на том, что инициатива отправиться за помощью к земле принадлежала Дзаппи и Мариано.

Дзаппи винил Мальмгрена в том, что им не хватало снаряжения, и в том, что тот находился в неважной физической форме. Отправляясь в путь, они взяли с собой месячную норму провианта. Всего через два дня после начала похода Мальмгрен совсем ослаб и не раз падал в обморок. По словам Дзаппи, Мальмгрен сам не захотел вернуться в лагерь. Сказал, что им уже никогда не найти обратной дороги.

Через две с половиной недели после выхода из лагеря Мальмгрен упал на лед и больше не смог подняться. Дзаппи рассказывал — и это позднее подтвердил Мариано, — что Мальмгрен самолично настоял на том, чтобы они взяли остатки еды и снаряжения и продолжили путь без него. Дзаппи вырыл в снегу углубение и положил туда Мальмгрена. Он засыпал больного шведа снегом и собрался уходить. Все это было сделано, как утверждал Дзаппи, по настоянию самого Мальмгрена (показания Мариано все подтверждают). Затем итальянские офицеры отошли подальше — Дзаппи говорил, примерно на сотню метров — и переночевали там. Утром Мальмгрен увидел их, приподнялся и замахал, чтобы они шли дальше. Последнее, что видели итальянцы, была его поднятая в прощальном жесте рука.

Так описал это Хуль в своем отчете. В его изложении рассказ Дзаппи был аккуратно сокращен и отредактирован. Дзаппи не стал скрывать, что прежде, чем покинуть Мальмгрена, он снял с него большую часть одежды, так что тот остался на льду почти голым. Позднее Дзаппи также рассказал, что швед отдал ему свой компас и попросил вручить его матери в Швеции. Но еще перед уходом из лагеря Мальмгрен на глазах у свидетелей передал компас Мариано, поскольку из них троих тот лучше всего ориентировался на местности.

Дзаппи предполагал, что Мальмгрен умер вскоре после их ухода, приблизительно 18 июня. На тот момент Мариано заболел снежной слепотой, почти ничего не видел и сильно ослаб. На двоих у них имелась только пара очков, в которых выпало одно из стекол, и их носил Дзаппи. Они попытались добраться до суши, но в итоге разбили лагерь на льдине, на которой их и обнаружили летчики с «Красина». Мариано был не в состоянии идти дальше, хотя благодаря ледовому дрейфу они временами оказывались очень близко к острову Брока, возможно, всего в каких-то паре сотен метров. В следующие дни их носило туда-сюда между островами Брока, Фойн и мысом Ли-Смит. В этот момент Мариано попросил Дзаппи оставить его и в одиночку идти к суше, что последний и попытался сделать. Но из-за активно ломающегося льда эта попытка провалилась.

Путь «Красина» во льдах

———— Путь «Красина» вперед

—  — Обратный путь «Красина»

1 — Место выгрузки самолета Чухновского на лед

2 — Место спасения Дзаппи и Мариано

3 — Место спасения группы Вильери

4 — Место посадки самолета Чухновского у мыса Вреде

5 — Кингсбей — место встречи с пароходом «Читта ди Милано», забравшим итальянцев

6 — Место аварии спасенного красинцами «Монте-Сервантеса»

По словам Дзаппи, когда подоспела помощь с «Красина», они уже 10 дней стояли на одном месте и 13 дней обходились без еды. Свой рассказ он закончил вопросом, обращенным к Хулю: «Вы, с вашим опытом путешествий в арктических широтах, что бы вы сделали на нашем месте? Вы бы оставили Мальмгрена?» {130} Хуль тактично ответил, что в таком деле судить сложно.

К несчастью для себя самого, для Мариано и для репутации всей экспедиции «Италии», на борту ледокола Дзаппи также дал интервью Джудичи и другим журналистам. И почти во всех странах западного мира люди, начитавшись броских газетных заголовков и ошеломляющих подробностей из галлюцинаций двух офицеров, поспешили их осудить.

Глава 22

Слухи и надежды

В последние дни июня 1928 года осуществляемое Рисер-Ларсеном неформальное, но весьма эффективное координирование поисков к северу от Шпицбергена закончилось. «Браганца» наконец вырвалась из плена паковых льдов и двинулась сквозь шторм на запад, в бухту Вирго. Поломка лебедки не позволяла использовать ее в качестве базового судна для двух норвежских «Ганз», занятых поиском «Латама». Вместо нее Рисер-Ларсен хотел задействовать «Хобби». Проблема заключалась в том, что и Министерство обороны, и советники командующего флотом были убеждены: эта полярная шхуна не способна принять на борт сразу обе «Ганзы». Со своей стороны, Рисер-Ларсен считал использование всего одного небольшого аэроплана для полетов над пустынными районами Южной Арктики делом небезопасным. В таком случае его присутствие на «Хобби» теряло всякий смысл, что он из раза в раз повторял в своих все более раздраженных радиограммах. Разногласия превратились в своеобразное перетягивание каната между штабом адмирала, пытавшимся придать поискам систематичность, и более опытным, но своевольным Рисер-Ларсеном.

Военный корабль «Турденшёлл» и французское судно рыбнадзора «Квентин Рузвельт» в те дни шли на север Норвегии, в порт Тромсё. Французский крейсер «Страсбург» приближался к Лофотенским островам. Норвежский арктический пароход «Хеймланн», зафрахтованный французским правительством, направлялся прямиком в сторону оговоренного района поисков к востоку от острова Медвежьего. Исследовательское судно «Микаэль Саре» уже несколько дней вело поиски, продвигаясь на запад вдоль кромки льдов к северу от Медвежьего. Арктическая шхуна «Хобби» шла на юг в Тромсё, чтобы принять на борт экспедицию мисс Бойд. В конце июня казалось, что «Хобби» больше не будет принимать участия в поисках пропавших на Шпицбергене экспедиций.

Зафрахтованные шведами «Таня» и «Квест» находились в бухте Вирго и Мурчисон-фьорде соответственно. Последний — рядом с передовым лагерем шведских авиаторов. «Читта ди Милано» стояла в бухте Вирго с Нобиле на борту, ожидая, когда «Красин» доберется до лагеря выживших у острова Фойн. Другой советский ледокол, «Малыгин», по-прежнему не мог выбраться из тяжелых льдов к югу от Шпицбергена. Однако летчик Бабушкин вернулся на судно после четырехдневного отсутствия. Третий корабль русских, ледокольный пароход «Седов», прочесывал прибрежные районы Земли Франца-Иосифа в поисках группы дирижабля и «Латама» Амундсена.

Барк «Пуркуа-Па?», четвертый в ряду судов с этим названием, на фоне других ожидаемо (для всех, кроме начальника экспедиции) запаздывал. Деревянный корпус исследовательской шхуны, личной собственности Жана-Батиста Шарко, оказался не в лучшем состоянии. За счет французского флота ее