но я сомневаюсь, что он отведал хоть что-нибудь из этого.

Даже к губам ни крошки не поднесет, пока я не уговорю его попробовать.

А дело стоит того, чтобы попытаться. Все дела стоят того. Есть. Спать. Соблазнять. Спасать мир.

Во всем этом нужно немного приврать, немного польстить.

При моем появлении глаза Смерти загораются каким-то внутренним огнем. Но тут его взгляд скользит по мне, от подкрашенного лица по обтягивающему платью к босым ногам, и на его лице появляется голодное выражение.

Господи, да он, похоже, хочет меня проглотить.

Видимо, это все-таки была не очень хорошая идея.

Собравшись с духом, я твердым шагом вхожу в столовую, как будто иду в бой. И не я одна: в какой-то момент между нашей последней встречей и этой Танатос вновь обрел свою рубаху и доспехи. Судя по грозному виду, он готов возглавить армию и сокрушить врагов.

Ну, будь что будет.

Я миную собственное место и подхожу к нему. Отодвинув его тарелку в сторону, сажусь на стол, туда, где только что стояла его еда. Сегодня вечером я его основное блюдо.

Конечно, это не так радикально, как сидеть у него на коленях, как было вчера, но тогда я и не планировала заходить слишком далеко.

А сегодня планирую.

– Разве тем, что сидишь на столе, ты не попираешь какие-то деспотичные человеческие правила? – кривя рот, осведомляется Смерть, и чувствуется, что он любуется собой.

Вместо ответа я беру его вилку. Подцепив с его тарелки кусочек картофельного гратена, отправляю его в рот, избегая мыслей о существе, готовившем блюдо.

Кладу вилку на место, а в следующий момент ставлю ногу, а потом и вторую на колени Смерти.

Нарушать правила этикета вообще-то весело. Думаю, я могла бы к этому привыкнуть.

Теперь Танатос смотрит на мои ноги. Медленно-медленно он кладет руку мне на икру и замирает. Черная ткань платья скользит, открывая мою голую ногу.

– У меня всегда вызывает немалое удивление то, как невозмутимо ты реагируешь на мои прикосновения, – бормочет он, наблюдая за своей бледной рукой, лежащей на моей коже.

– Ну нет, твои прикосновения на меня очень даже действуют. – Не знаю, что заставило меня озвучить эту мысль, но слова вырвались сами, не дав мне ни секунды на раздумья.

Взгляд Смерти перескакивает на мое лицо, хотя его коварная рука продолжает медленное восхождение по моей ноге.

Он сам не понимает, что делает.

Я снова хватаю вилку Смерти и накалываю еще ломтик картошки, стараясь отвлечься и подавить растущее беспокойство.

– Как тебе еда? – спрашивает он, обращая на меня свой всепроникающий взгляд.

– Костей в ней пока не обнаружила, уже хорошо, – шучу, но лишь наполовину. Я до сих пор с содроганием жду, что обнаружу в каком-нибудь из блюд оброненный палец.

Танатос продолжает гладить мою ногу, а мои мысли мечутся, перескакивая с одного на другое. Неужели он не понимает, как интимно его прикосновение, неужели он…

Совершенно неожиданно Танатос отдергивает руку, но лишь затем, чтобы, обхватив мою талию, рывком пересадить к себе на колени.

Тихо пискнув, я роняю вилку, которая со стуком падает на ковер. А потом мы возвращаемся к тому, что было прошлой ночью.

Лицо Смерти так близко, что я снова вижу странные серебристые пятнышки в черных, как ночь, глазах, вижу, как расширяются его зрачки. Меня обжигает холодом его серебряный доспех, я чувствую исходящие от него смолистые запахи благовоний, ладана и мирры.

Медленно, плавно он поднимает руку и кладет мне на затылок. И притягивает к себе.

Сейчас вид у Смерти хищный, голодный.

Он хочет меня поцеловать.

Но… не целует.

Вместо этого он шепчет мне на ухо:

– Вчера мы разговаривали о том, за что ты меня ненавидишь, – звучат его слова. – Сегодня моя очередь выбирать игру.

Я замираю в его руках.

Он подается назад, чтобы заглянуть мне в глаза.

– Хватит жонглировать словами, Лазария. Я желаю, чтобы ты открыла мне все свои подлинные чувства. Я буду задавать тебе вопросы, а ты – отвечать на них без утайки.

– Это твоя игра? – недоверчиво спрашиваю я. Боюсь, мне не нравится то, что он задумал.

– Да, – отвечает он с явным удовольствием.

Его руки опять перемещаются мне на бедра, а один палец поглаживает тонкую материю платья.

– Скажи, что ты чувствуешь, когда смотришь на меня.

У меня перехватывает горло. Черт, я уже ненавижу эту игру.

В принципе, сказать ему правду несложно. Все ответы на эти вопросы у меня давно созрели.

К сожалению, я так глубоко закопала свои истинные чувства, подальше упрятала под всяческой удобной ложью, что боюсь извлекать их из-под завалов.

– Что я чувствую именно в этот момент, когда смотрю на тебя? Или что чувствовала, когда в первый раз увидела? – Да, я прекрасно знаю, что жульничаю. Но, бог мой, я не хочу ему ни в чем признаваться.

– И то и другое.

Конечно, ему подавай все.

Я опускаю взгляд на его латы и трогаю пальцем рисунок – скелет и женщина в жарком объятии.

– Когда я первый раз тебя увидела… – я умолкаю. Дьявол, не хочу, не хочу я это делать, – …то подумала, что ты самый красивый мужчина в моей жизни.

Ну вот, я это сказала, и при этом отмер только совсем маленький кусочек моей души.

В глазах Смерти загорается мрачный свет.

– Это… это хорошо? – спрашивает он.

Я подавляю смешок, потому что ну как сказать, красота – это хорошо или нет? Не знаю…

– Это заставляет меня чувствовать, что я хочу тебя, даже когда не надо бы, – признаюсь я.

– Хочешь меня? – повторяет он.

Я бросаю на него сердитый взгляд, стараясь не обращать внимания на его невыносимую красоту.

– Ты прекрасно понимаешь, о чем я.

– Опять ты жонглируешь словами, – шепчет Танатос, откидывая прядь волос с лица. – А я хочу неприкрытой правды, очищенной от всех ваших человеческих условностей.

Я раздраженно фыркаю. Вот черт, да он сейчас и в самом деле вытянет из меня все что хочет.

– Ты красив до безобразия, так что даже когда я тебя терпеть не могла, я всегда мечтала обнять тебя и поцеловать… – но тут я замираю, боясь продолжить, боясь выложить ему всю правду.

Подавшись вперед, Танатос ждет продолжения. Проклятье, он слишком восприимчив, чтобы не заметить моей выразительной заминки.

Неслышно чертыхнувшись сквозь зубы, я тянусь за полным бокалом всадника. Отпиваю из него изрядно вина и только тогда возвращаюсь к разговору. Я уже была готова соблазнять, но, дьявол, я не была готова, что меня встретят этими идиотскими вопросами, которые режут по живому.