– С Лемуаном?

– Не знаю. Его фотографию я тоже беру с собой. После встречи с Родье и Патриком я вам позвоню.

Верлак и Марин поехали дальше. Верлак все время ругался на других водителей. Однажды он погудел, чтобы обогнать древний «Фиат-500», ехавший со скоростью километров восемьдесят в час. Сидевшая там пожилая пара посмотрела на Марин, улыбнулась, та улыбнулась и кивнула в ответ. Вот это Верлаку в Марин очень нравилось: она не кичится своей красотой и так доброжелательна.

– Марин, – начал он, перестраиваясь в среднюю полосу. Сзади нагонял «Феррари», мигая фарами.

К удивлению Марин, Верлак не показал водителю неприличный жест, а закончил фразу: – Ты чудо.

Через четыре часа они ели бутерброды с рукколой и ветчиной в кафе на заправке сразу за «Империей». Верлак с восторгом нашел свой любимый кофе, «Илли», который продавали в банках для подачи со льдом. Он купил целую сумку, рассчитывая дома набить банками холодильник, а Марин сфотографировала, как он прижимает к себе покупки, и тут перезвонил Бруно Полик.

– Я стою возле гуманитарного корпуса, – сказал он. – Мы встретились с Родье, вопросов не возникло, и я попросил его рассказать, где он был в вечер убийства Одри Захари, а сам тем временем оглядел его кабинет. Он уставлен книжными полками, две из них пусты. Скульптуры видно не было. Он нервничал больше, чем раньше, но это, быть может, из-за того, что его встревожил мой приход. Я там находился минут двадцать, и знаете, кто вошел?

– Это Джузеппе Роккиа, – выдвинул догадку Верлак.

– Ага. Я остался, когда понял, что у Роккиа не больше причин там быть, чем у меня. Он придумал предлог, будто хочет поговорить с Родье о цистерианцах, даже Родье несколько смутился. Чистый фарс: я сижу в углу, а Роккиа обходит кабинет, разглядывая полки и столы, и мы оба делаем вид, что слушаем доктора Родье. Роккиа очень занервничал, запаниковал, когда понял, что я не ухожу, и наконец вышел, промямлив что-то насчет того, что он опаздывает на встречу, а я ушел почти сразу после него. Я решил посидеть в соседней закусочной, выпить кофе и посмотреть, вернется ли он к Бернару Родье за скульптурой, но уже половина четвертого, а в четыре у меня встреча в баре «Золя».

Верлак улыбнулся, представив себе, как сидит Бруно Полик в кресле у доктора Родье, не суетится и наблюдает, как паникующий итальянец стреляет глазами по кабинету хозяина.

– Отличная работа, – сказал он. – Позвоните мне, когда бармен посмотрит фотографии. Мы должны быть в Эксе в пять.

Верлак отключился, но телефон зазвонил снова. Это был Фламан.

– Прошу прощения, господин судья, вы сейчас можете говорить?

– Да, Ален, у меня есть водитель. – Верлак улыбнулся Марин. – Вы виделись с бухгалтером?

– Да. Депозиты по пять тысяч евро шли из университета.

– Что?

– Мадемуазель Захари была растратчицей. Средства шли из фонда, как его…

– Фонда Дюма, – закончил Верлак.

Марин бросила на него взгляд, открыв от изумления рот.

– Точно. Бухгалтер новый, он только сейчас разобрался со всеми делами. Прежний бухгалтер недавно ушел на пенсию и, видимо, не очень усердствовал на работе.

– А депозит побольше, положенный в тот день, когда она погибла?

– Мы не знаем, – ответил Фламан. – Но он был не из фонда Дюма и наличными.

Остальной путь до Экса машину вела Марин. Сперва она нервничала, но к французской границе объезжала легковые автомобили и грузовики в туннелях так, будто сотни раз уже здесь ездила. Верлак задремал на полчасика, а она позавидовала его умению спать где угодно и когда угодно. Проснувшись, он спросил о ее родных, чем удивил. Он никогда не спрашивал о семье Бонне, и она подумала, не знак ли это, что он готов отвечать на вопросы о своей семье и загадочной Монике из его снов. Марин доставляло удовольствие вести машину по прибрежному шоссе. Когда они проехали Ниццу и Канны и шоссе стало ровным, куда более простым для езды среди зеленых виноградников Вара, она расслабилась и рассказала Верлаку все, что знала про младенца Тома.

Марин закончила, Верлак продолжал молчать.

Она спросила в шутку:

– А у тебя есть мрачные семейные тайны?

– Да, – ответил он. – Когда-нибудь я тебе о них расскажу. Может быть, даже сегодня.

Они проехали последний пункт уплаты и сбавили ход.

– Еще пятнадцать минут, и мы в Эксе, – сказал Верлак и подумал, что пункт уплаты милостиво прервал их разговор о семейных тайнах.

Во Дворце правосудия Бруно Полик нашел нужную папку, взял нужные фотографии и направился в бар «Золя». На улицах гуляли люди всех возрастов, занятые любимым субботним делом жителей Экса – шопингом. Полик лавировал между толпами, злясь на тех пешеходов, что останавливались посреди дороги читать сообщения на телефонах.

Бармен кивнул, приветствуя комиссара, что-то сказал своему напарнику и вышел, направляясь к двери погреба. Полик направился следом.

– С каких пор мы допустили, что нашей жизнью правят мобильные телефоны? – спросил он, спускаясь по лестнице.

Патрик пожал плечами:

– Не знаю, у меня своего нет. Давайте посмотрим на ваши фотографии.

Они встали под лампочкой без абажура, положили папку на штабель винных ящиков. Полик сознательно показал сперва фотографии Тьери Маршива и Янна Фалькерьо. Бармен пристально рассмотрел их и помотал головой:

– Простите, нет. Ни одного из них я не видел.

– Есть еще один, – сообщил Полик, показывая бармену фотографию Клода Оссара.

– Вот это он, – сказал бармен, постучав по ней ладонью. – Сто процентов.

– Спасибо, – поблагодарил Полик, пытаясь представить, как человек вроде Клода Оссара может быть замешан в мошенничестве с подделками предметов искусства. Он ведь фанатик цистерианцев? А они же ярые противники искусства, нет?

Он достал еще одну фотографию:

– А вот этого узнаете? Это он был в кресле?

Патрик взял фотографию, поднес к свету и кивнул.

– Он.

– Вы нам очень, очень помогли. Не возражаете, если я на несколько минут использую ваш погреб как офис? – спросил Полик.

– Не вопрос. Пива не хотите? За счет заведения.

– Сейчас – нет, но с удовольствием оставлю за собой такое право, – улыбнулся Полик, пожимая руку бармена.

Комиссар сел на деревянный стул, набрал номер Верлака, который тут же переключился на голосовую почту. Он повесил трубку и стал листать папку, пока не нашел список фамилий и адресов. Оссар жил на улице Константэн в номере восемь, не очень далеко от бара.

Полик встал, позвонил во Дворец правосудия и попросил послать полицейского встретить его на улице Константэн. Клод Оссар и Одри Захари могли быть друзьями – они почти одного возраста, – так что есть вероятность, что все хлопоты зря. Но Патрик говорил, что в присутствии Оссара Захари нехарактерно для себя нервничала. Как он на нее действовал? Или она на него? А при чем тут вообще Лемуан?