Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наше производство потихоньку росло. Попов трудился вовсю, часто приезжал домой затемно, когда все нормальные люди давно спали. Он уже не справлялся в производственном цехе и в цехе НИОКР и потому поставил туда своих директоров. Сам их нашел по объявлениям, сам протестировали и сам же назначил им оклад. Спрашивал с них весьма строго, порою негодовал на их упущения. Но штрафы никогда им не выписывал. Даже тогда, когда по чьей-то безалаберности у нас полетела форма для высечки кнопок, он не стал сурово наказывать подчиненного управляющего, а принял справедливое решение. Форма была уже сильно изношена и высекаемые кнопки давно падали с небольшими заусенцами. Товар был еще не бракованный, но уже близко к этому. Поэтому, работник, что бросил гаечный ключ на форму и случайно надавил на педальку, был немедленно уволен. А управляющий был лишен Рождественской премии — только и всего. Его счастье, что Попов заблаговременно заказал на замену новую форму.
У нас на счетах накопились уже солидные средства — вместе с деньгами господина Суслова около трехсот тысяч рублей. Деньги немалые, но значительная часть из них должна была пойти на строительство здания для офиса и банка. Какая-то часть денег пойдет на расширение производственного помещения. Мы уже не влезаем, станки пришлось серьезно потеснить, а мощности паровой машины уже не хватало. Хорошо, что рядом с нами был пустырь — в ту сторону мы и будем строиться. Тоже дело затратное, но оно должно себя быстро окупить. Главное залить крепкий пол, да возвести стены. К осени нулевого года мы должны будем уже запустить там первый станок. У Мишки на это помещение свои планы — хочет запустить все то, о чем он знал по своей работе из будущего. То есть, всякого рода замки, шпингалеты, доводчики, дверные петли, мебельную и оконную фурнитуру и прочее, прочее. Планов громадьё. Мендельсон в данный момент активно прорабатывает все эти «изобретения» на предмет новизны. Если окажется, что что-то уже изобретено, то мы без лишних сожалений откажемся от производства этого товара и сосредоточимся на абсолютно новой для этой эпохи вещи. Так будет просто выгоднее.
Господин Моллер легко влился в наш коллектив, он оказался человеком незлобливым и добродушным, чем сразу расположил к себе Якова Мендельсона. Они подружились, стали часто проводить вечера вместе. Обедали по выходным семьями, приходили ко мне домой на шашлыки. Супруга Андрея Григорьевича, полнотелая и розовощекая женщина, подмяла под себя своим обаянием не только супругу Мендельсона — Ларису, но и железобетонную Анну Павловну, чего я никак не ожидал. Мишка, тот вообще пребывал в легком шоке — не мог поверить, что защитная стена его супруги так быстро пала. Буквально на первый же вечер. Что-то было у Ольги Моллер такое, отчего даже самые хмурые люди через десять минут общения с ней начинали улыбаться и радоваться жизни. Редкое качество для людей.
Начиналась ранняя весна. Черный от угольной копоти снег сильно подтаял, солнце после полудня чувствительно припекало спину. Люди, ведомые запахами новой пробуждающейся жизни, повеселели и перестали прятаться по своим конурам.
Мы, поддавшись общему благостному настроению, решили устроить небольшой пикник. У меня в доме собрались все значимые фигуры — я, Мишка, Мендельсон, Попов, Моллер и господин Суслов, что не так давно приехал с крымского побережья. Все, кроме меня и Суслова, были с супругами.
Расположились мы в беседке, что была заблаговременно очищена и досконально вымыта. Мною был разведен мангал и на решетку брошено несколько огромных кусков говяжьей вырезки. Соскучился я по грилю. Для местных такой способ готовки был в новинку и потому, они с нетерпением ожидали момента дегустации. А разносящиеся по округе запахи лишь еще больше разогревали интерес.
— Это как шашлыки? — спросил меня Суслов, наблюдая как шкворчит на углях розовый бок. За время своего осенне-зимнего отдыха на юге Российской Империи он заметно поправился, округлел. Там же, по его словам, он пристрастился к хорошему и дорогому вину. — Я на Кавказе подобное пробовал — очень вкусно.
— Почти, Василий Иванович, — ответил я. — Принцип тот же, только мясо без маринада.
— А когда будет готово?
Я чуть надавил вилкой на зарумянившийся бок. Жаль, в это время я не могу воспользоваться термометром, так было бы лучше. У себя дома я всегда им пользовался и стейки у меня получались не хуже ресторанных. Сейчас же приходилось действовать на глазок.
— Почти готово. Еще пару минут и можно будет снимать. Только потом мясо должно еще постоять, потомиться.
Совсем скоро угощение было готово и было подано к столу. Мишка откупорил несколько бутылок французского вина, Зинаида притащила с кухни разнообразные разносолы и дымящуюся вареную картошку.
Мои стейки удались — прожарка была средней, мясо внутри нежное и розовое. Мишке очень понравилось, Моллеру тоже. А вот остальным не очень. Они посчитали мясо не прожаренным и откровенно сырым. Специально для них пришлось сушить куски до состояния жесткой подметки от сапог. Но праздник это небольшое недоразумение не испортило — спасала благостная солнечная погода и несколько бутылок дорогого вина.
После утоления первого голода, Моллер с Мендельсоном пошли покурить. Дамы на хмельную голову завели разговоры о своем, о женском и нам стало скучно. Потому, оставив слегка окосевшего Суслова и Попова с барышнями, мы с Мишкой присоединились к курящим и завели свои разговоры о производстве.
— Ну что, Андрей Григорьевич, как вам на новом месте? Обживаетесь? — спросил я Моллера, после того как он в несколько глубоких затяжек прикурил дорогую папиросу.
— Да, обживаюсь помаленьку. Привыкаю. Правда, помещение, которое мы арендуем, маловато — скоро будет совсем тесно. Людей себе пока набираю, роли им расписываю. Недавно вот нашел одного толкового паренька — выделяется на фоне остальных, головастый, быстро схватывает. Одна беда — бабник. Может быть заместителем его своим сделаю в будущем, если надежды оправдает.
— А денег пока хватает?
— Увы, Василий Иванович, денег банку никогда хватать не будет. Тем более нашему. Мы едва открылись, а от вас уже несколько человек пришло за кредитом.
— И…?
Моллер дотянул папиросу, притушил в пепельнице, развернулся к нам.
— При всем уважении к вам как к моим работодателям… — произнес он, нисколько не смущаясь, — но я им почти всем отказал в кредитах. Разрешил выдать только двум людям.
— О как! А почему? — спросил, удивившись, Мишка.
— Михаил Дмитриевич, а скажите мне, кто к вам обращался с просьбой поспособствовать