Ещё не хватало, чтобы он не смог добраться на метро до Бергердорф после заката. Кэт шёпотком успела поведать, что ему пришлось заказать основательную химчистку салона «Лоуренса», сильно испачканного кровью.

С чувством выполненного долга Лора убрала в карман телефон, взяла прислонённый к тумбе костыль и поковыляла из палаты. Передвигаться таким образом казалось издевательством, но всё лучше инвалидного кресла. В светлом и просторном коридоре госпиталя в такой час было довольно тихо, и девушка за стойкой регистратуры откровенно скучала, попивая чай и лениво поглядывая на молчащие лампочки экстренных вызовов. Добравшись до неё, Лора с облегчением прислонилась к стойке и вежливо улыбнулась:

– Здравствуйте. Я из двадцать третьей…

– О! Да, фрау Вебер, слушаю вас, – девушка вдруг как-то уж преувеличенно услужливо отставила кружку и вся обратилась во внимание, смотря на Лору с неуловимым восхищением.

– Эмм… В общем, я хотела узнать, – в лёгком замешательстве стушевалась Лора, разом позабыв слова, но всё же выдавила: – Счёт. Какой счёт за операцию, переливание, пребывание в стационаре…

– Что вы, фрау Вебер, – ахнула медсестра, замахав руками: – Какие смешные вопросы. Вы в государственной клинике, всё давно оплачено. Для защитников закона, раненных при исполнении – тем более. Возвращайтесь в палату, а станет скучно, только попросите, я попробую договориться, и вам принесут телевизор, – чуть понизила голос она, как если бы речь шла о контрабанде.

– Защитников… закона? – только и подняла брови Лора, лихорадочно соображая. Какую чушь тут навешал всем Рик?

– Я не афиширую, как и просили, – сладко улыбнулась девушка, одаривая всем возможным участием и любезностью, растёкшейся приторным елеем. – Комиссар Шаттен велел не упоминать вашего звания, пока вы работаете под прикрытием. Так что всё в порядке, не думайте ни о счетах, ни о сроке, на который вам придётся остаться. Мы позаботимся о вас самым лучшим образом. Вас проводить до палаты, или может, до санузла? Анализы ведь уже сдавали, правда?

– Да, сдавала. Спасибо, я сама доберусь, – глухо проронила Лора, нехотя отлипая от стойки. Возвращаться в те же достаточно надоевшие за день стены не очень хотелось, так что, сделав десяток кривых шагов до ближайших диванчиков в коридоре, она села и через болезненность вдохов перевела дух.

Ладно, наврать можно, что угодно – но это не отменит факта, что на ней не числится медстраховки, за что наверняка пришлось сочинять достойное оправдание. Значит, за неё нужно было заплатить деньгами, и вероятно, кое-кто уже заплатил. Вытащив из кармана штанов телефон, Лора ограничилась сообщением:

L: Так ты скажешь, сколько я теперь тебе должна, или мне взять револьвер и выбивать это из персонала силой?

R: Нисколько. Считай, что государство заплатило за твой найм в качестве консультанта полиции. И закрыли тему.

L: Тиран.

R: Прими уже как факт, что кому-то может быть не всё равно, жива ты или нет.

Внутри закололо, и это было не треснутое ребро. Приятные мурашки обдали до самого живота и вернулись комком чистого, какого-то совершенно наивного детского счастья, вылившегося в улыбку мутноватому экрану старого кнопочного телефона. Пропали запахи лекарств и хлора от недавно помытого кафеля, ухнули в небытие лишние звуки и отдалённое кряхтение пациентов других палат. Сидя в коридоре больницы с меньше чем сутки назад пробитой дырой в бедре, Лора внезапно осознала себя счастливей, чем в собственной уютной лавке с кальяном в руках.

Нужной. Хоть кому-то в этом чёртовом мире. Решение отправить Рика домой сразу показалось безмерно печальным, но если пораньше лечь спать, проснуться можно уже тогда, когда заработает метро…

L: Выспись сегодня. У нас обоих были сложные сутки.

R: Я буду у тебя утром, завтра выходной, торопиться некуда. Обещаю, – последнее сообщение словно просканировало её мысли, в которых она подсчитывала оставшиеся часы.

Вздохнув, Лора убрала телефон и заставила себя подняться с дивана, опираясь на костыль. И вот, когда уже почти удалось встать относительно прямо, поджимая правую ногу, с дальнего конца коридора, у самых дверей в отделение, послышались голоса явно спорящих людей, женский и мужской.

– Простите, но я не могу…

В ответ на отказ снова потоком полилась речь, даже для Лоры прозвучавшая тарабарщиной. Это точно не был пушту или какое-то похожее наречие, скорее, что-то арабское. Нахмурившись, она решительно поковыляла к большим стеклянным дверям, которые парень в зелёной форме санитара так упорно пытался закрыть.

– Что тут происходит? – решив, что раз уж персонал считает её героиней-полицейским, то воспользоваться этим не помешает, вмешалась Лора в спор и посмотрела через стекло на жмущуюся к дверям девчушку.

Совсем подросток, от силы лет шестнадцать. Худенькая и тщедушная, в чёрном платке и простецком пальто, та лишь протягивала вперёд дрожащую руку тыльной стороной вверх, демонстрируя ужасающе выглядящий ожог, на запястье доходящий до лучевой кости. Тёмная кожа бугрилась волдырями, а в глазах девушки стыли слёзы боли, пока она пыталась что-то торопливо объяснить санитару.

– Почему вы не пускаете её?! Разве не видно, что ей нужна помощь? – возмутилась Лора, на что тот устало пояснил:

– У неё ни страховки, ни денег, ни хотя бы каких-то документов, – он пожал плечами: – Что я могу? Как я вообще объясню, куда делись медикаменты? И у нас вообще-то не ожоговое, а хирургия.

– Значит, отведите в ожоговое, чёрт возьми, – зло прошипела Лора, моментально забыв про собственную трещину в ребре и потянувшись левой рукой к ручке. Отперев дверь, она как можно более уничтожающе глянула на раздражённо передёрнувшего плечами санитара: – Вы там, вроде, клятву даёте, людям помогать. Вот так сдохнешь у вас под порогом, и вы просто перешагнёте через тело. Помогите бедолаге, счёт прислать можете в двадцать третью.

Она не собиралась брать на это деньги у Рика, но на обработку такой раны и её скромных запасов должно хватить. Не обращая внимания, как затараторила что-то вроде благодарностей на арабском девушка, Лора развернулась и поковыляла к себе. Но слышала, с какими тяжкими вздохами санитар повёл ту в темноту коридора затихающей к вечеру больницы.

Шумные компании для Рика давно стали синонимом неудобства. Обычно среди скопления людей он ощущал себя медведем, который вот-вот отдавит лапы какой-нибудь случайной кунице: неловким жестом, неудачным словом. И кто бы мог подумать, что этим пасмурным воскресным днём в маленькой палате «Панталон Марии», как прозвали эту больницу местные ещё в прошлом столетии, ему будет максимально уютно даже несмотря на щебет Кэтрин и постукивание по клавиатуре ноутбука со стороны Михеля. На мозговой штурм пришлось активировать все силы. Они не действовали на нервы, но и не давали говорить с должной откровенностью или хотя бы позволить себе слишком часто поглядывать на Лору, полулежащую в кровати и сосредоточенно нарезающую дольками яблоко. Вместо мертвенной бледности её лицу постепенно возвращался привычный цвет. На запястьях позвякивали несколько железных браслетов, а поверх майки болталась хамса, и это была бы почти та же Лора, если бы не приставленный к тумбе костыль и даже через ткань штанов проступающая повязка на бедре.