— Да кто он? Откуда? — не на шуткузабоялся Сенька. Бородища до пупа, чёрный глаз. Ужасы какие!

Проха зажал пальцами нос, чтоб перестало течь.Загнусавил:

— Кдо-одгуда де ведаю, а хочешьпосбодредь — покажу. Встреча у бедя с дим, скоро. В ерохидском подвале…

Опять ерохинский подвал. У, проклятое место. ИСинюхиных там порезали, и самого Сеньку чуть жизни не лишили.

— Зачем встреча-то? — спросилСкорик, ещё не решив, как быть. — Доносить будешь, как за Смертью следил?

— Буду.

— А на что она твоему бородатому?

Проха пожал плечами, пошмыгал носом. Кровь ужене лила.

— Моё дело маленькое. Ну что, вести иликак?

— Веди, — решился Сенька. — Исмотри у меня. Если что — голыми руками насмерть убью. Меня этому один колдунобучил.

— Важно научил, ты теперь кого хошьотметелить можешь, — заискивающе оскалился Проха. — Я ничего, я,Сеня, как велишь. Жить мне пока не надоело.

Дошли до Татарского кабака, где вход в Ероху.Скорик пару раз пленника в бок пихнул, для пущей острастки, и ещё погрозился:гляди, мол, у меня, только попробуй удрать. По правде сказать, сам побаивался —ну как развернётся, да врежет кулаком под вздох. Но, кажется, опасался зря. Отяпонской науки Проха пришёл в полное смирение.

— Сейчас, сейчас, — приговаривалПроха. — Сам увидишь, какой это человек. Я что, я ведь от страху одного. Аослобонишь меня от этого душегуба, я тебе, Скорик, только спасибо скажу.

В подвале повернули раз, другой. Отсюда ужебыло рукой подать до залы, где вход в сокровищницу. И до коридора, где Сенькучуть жизни не лишили, тоже близёхонько. Вспомнил Скорик, как ему мощная лапищаволосы драла и шею ломала, — задрожал весь, остановился. Отпервоначального куражу, с которого решил сам всё дело распутать, мало чтоосталось. Извиняйте, Эраст Петрович и Маса-сенсей, а выше своейсилы-возможности не прыгнешь.

— Не пойду я дальше… Ты сам с ним… Апосле мне обскажешь.

— Да ладно, — дёрнул его за рукавПроха. — Близко уже. Там закуток есть, спрячешься.

Но Сенька ни в какую.

— Без меня иди.

Хотел назад податься, а Проха крепко держит,не выпускает.

Потом вдруг как обхватит за плечи, как заорёт:

— Вот он, Скорик! Споймал я его! Сюдабежите!

Цепкий, гад. И не врежешь ему, и не вырвешься.

А из темноты, приближаясь, загрохотали шаги —тяжёлые, быстрые.

Сенсей учил: если лихой человек обхватил заплечи, проще всего, не мудрствуя, двинуть его коленкой по причинному месту, аесли он стоит так, что коленкой не размахнёшься или не достанешь, тогдаоткинься сколько можно назад и бей его лбом по носу.

Вдарил, что было силы. Раз, ещё раз. Будтобаран в стенку.

Проха заорал (нос-то и без того сломанный),закрыл харю-физиономию руками. Сенька рванул с места. Еле поспел — его уж сзадисхватили за шиворот. Ветхая ткань затрещала, гнилые нитки лопнули, и Скорик,оставив в руке у Прохиного знакомца кусок рубища, понёсся вперёд, в темноту.

Сначала-то стреканул безо всякого рассуждения,только бы оторваться. И только когда топот сапожищ малость поотстал, вдругстукнуло: а куда бежать-то? Впереди та самая зала с кирпичными колоннами, а заней-то тупик! Оба выхода на улицу отрезаны — и главный, и к Татарскому кабаку!

Сейчас догонят, зажмут в угол — и конец!

Одна только надежда и оставалась.

В зале Сенька бросился к заветному месту.Наскоро, ломая ногти, выдрал из лаза два нижних камня, вполз на брюхе в брешь изамер. Рот разинул широко-широко, чтоб вдыхать потише.

Под низкими сводами заметалось эхо — в подвалвбежали двое: один тяжёлый и громкий, второй много легче.

— Дальше ему деться некуда! —послышался задыхающийся Прохин голос. — Тут он, гнида! Я по правойстеночке пойду, а вы по левой. Щас сыщем, в лучшем виде!

Скорик опёрся на локти, чтоб подальшеотползти, но от первого же движения под брюхом зашуршала кирпичная крошка.Нельзя! И себя погубишь, и клад выдашь. Лежать нужно было тихо, да Бога молить,чтоб дыру возле пола не приметили. Если у них с собой лампа — тогда всё, пишипропало.

Но судя по тому, как часто чиркало сухим осухое, кроме спичек другого света у Сенькиных гонителей не было.

Вот шаги ближе, ближе, совсем близко.

Проха, его поступь.

Вдруг грохот, матерный лай — чуть не прямо надлежащим Скориком.

— Ништо, это я об камень ногу зашиб. Изстенки вывалился.

Вот сейчас, сейчас Проха нагнётся и увидитдыру, а из неё две подмётки торчат. Сенька изготовился на четвереньки подняться,а потом дунуть по лазу вперёд. Далеко не убежишь, однако всё отсрочка.

Пронесло. Не заметил Проха тайника. Темнотавыручила, а может, Господь Бог Сеньку пожалел. Хрен с тобой, подумал, поживипока, ещё успею тебя к Себе прибрать.

Из дальнего конца залы донёсся Прохин голос:

— Видно, в колидоре к стене прижался, амы мимо пробежали, не приметили. Он ловкий, Скорик. Ништо, я его так на таквыищу, вы не сумле…

Не договорил Проха, поперхнулся. Но и тот, ккому он речь держал, тоже ничего не сказал. Прогрохали удаляющиеся шаги. Сталотихо.

Сенька с перепугу ещё полежал какое-то времяне шевелясь. Думал, не уползти ли подальше в лаз. Можно и в заветный подвалнаведаться, пруток-другой прихватить.

Однако не стал.

Во-первых, никакого огня с собой не было. Чемтам, в подвале, светить?

А во-вторых, вдруг заволновался: стоит ли тутдальше отсиживаться? Не унести ли ноги подобру-поздорову? Ну как они зафонарями пошли? Враз проход углядят. Так и пропадёшь через собственную дурость.

Пятясь по-рачьи, вылез. Прислушался. Вродетишина.

Тогда встал на ноги, опорки снял и бесшумно,на цыпочках, двинулся к коридору. То и дело останавливался — и уши торчком: недонесётся ли из-за какой колонны шорох либо дыхание.

Внезапно под ногой хрустнуло. Сенька испуганноприсел. Что такое?

Пошарил — коробок спичек. Эти, что ли,обронили или кто другой? Неважно, пригодятся.

Сделал ещё пару шагов, вдруг видит — справавроде как кучка какая. Не то тряпьё навалено, не то лежит кто-то.

Чиркнул спичкой, наклонился.