— Во время нашей последнейвстречи, — продолжил господин Неймлес, очевидно, не замечая Сенькиныхстраданий, — она сказала, что чувствует за собой слежку, хоть и не понимает,кто именно за ней следит. Выйдя на бульвар, я тоже уловил боковым зрением тень,спрятавшуюся за угол дома. Это обнадёживает. Мадемуазель Смерть теперь — нашединственный шанс. Господин Кладоискатель, убив Ташку, собственными рукамиоборвал ниточку, ведущую к тебе. Теперь, когда он остался у разбитого к-корыта…

— А? В смысле, простите, что? Какогокорыта? — спросил Скорик, слушавший с напряжённым вниманием. ЭрастПетрович ни с того ни с сего засердился:

— Я велел тебе купить сборник Пушкина ипрочесть хотя бы сказки!

— Я купил, — обиделся Сенька. —Там много было Пушкиных. Я вот этого выбрал.

И в доказательство достал из кармана книжку,третьего дня купленную на развале. Книжка была интересная, даже с картинками.

— “Запретный Пушкин. Стихи и поэмы, ранееходившие в списках”, — прочитал заглавие инженер, нахмурился и сталперелистывать страницы.

— И сказки прочёл, — ещё большеоскорбился на такое недоверие Скорик. — Про архангела и Деву Марию, потомпро царя Никиту и его сорок дочерей. Не верите? Хотите перескажу?

— Не надо, — быстро сказал ЭрастПетрович, захлопывая книжку. — Ну и негодяй.

— Пушкин? — удивился Сенька.

— Да не Пушкин, а издатель. Нельзяпечатать то, что автором для печати не предназначалось. Так можно далеко зайти.Помяните моё слово: скоро господа издатели дойдут до того, что начнут печататьинтимную п-переписку! — Инженер сердито швырнул томик на стол. —Кстати, именно о переписке я намеревался с тобой, Сеня, говорить. Раз заСмертью следят, появляться у неё больше нельзя. Установить постоянноенаблюдение за домом тоже вряд ли удастся — чужого человека сразу заметят.Значит, будем сообщаться д-дистанционно.

— Как это — дистанционно?

— Ну, эпистолярно.

— В засаде, что ли сядем, спистолетами? — Идея Сеньке понравилась. — И мне пистолет дадите?

Эраст Петрович озадаченно уставился на него.

— При чем здесь п-пистолет? Мы будемпереписываться. Я госпожу Смерть навещать больше не могу. Маса тоже — слишкомприметен. Сеньке Скорику там появляться тоже ни к чему. Верно?

— Да уж.

— Остаётся писать друг другу письма. Мы сней условились так. Каждый день она будет ходить в церковь святого Николая, кобедне. Ты сядешь на паперти, переодетый нищим. Вместе с милостыней мадемуазельСмерть будет передавать тебе записки. Я почти уверен, что Кладоискатель себяпроявит. Он наверняка слышал о том, как ты наставил Князю рога.

— Кто, я?! — ужаснулся Сенька.

— Ну да. Вся Хитровка про это говорит.Даже в агентурную сводку попало, мне знакомый чиновник из сыскной полициипоказывал. “Объявленный в розыск бандит Дрон Веселов (прозвище “Князь”)грозится найти и убить любовника своей подруги, несовершеннолетнего Скорика,местонахождение и подлинное имя которого неизвестны”. Так что, Сеня, для всехты — любовник Смерти.

В кабинете у Эраста Петровича имелось большоезеркало. То есть сначала-то там никакого зеркала не было, это инженерраспорядился пристроить на письменном столе трюмо, перед которым расставилвсякие баночки, скляночки, коробочки — ни дать ни взять парикмахерский салон.Кстати сказать, там ещё и парики были, самой разной волосатости и окраски.Когда Сенька спросил, мол, это вам зачем, господин Неймлес ответил загадочно: унас, говорит, начинается сезон маскарадов.

Скорик подумал, шутит. Однако ему же первому ивыпало в ряженого сыграть.

Наутро после дедукции-проекции Эраст Петровичусадил Сеньку перед зеркалом и давай над сиротой измываться. Сначала головукакой-то дрянью намазал, отчего пропала вся куафюра, за которую три рубляплочено. Волосья от нехорошей мази из приятно-золотистых стали спутанными,липкими, сосудистыми и мышиного цвета.

Маса, наблюдавший за измывательством, довольнопоцокал, говорит:

— Воськи надо.

— Без тебя з-знаю, — ответилсосредоточенный инженер, залез щепотью в некую коробочку и втёр Сеньке взатылок какие-то не то зёрнышки, не то катышки.

— Чего это?

— Сушёные вши. Нищему без этой ф-фауныникак. Не беспокойся, потом промоем керосином.

У Скорика челюсть отвисла. Коварный господинНеймлес этим воспользовался и покрасил золотую фиксу в гнилой цвет, а потомзасунул в разинутый рот какую-то дулю в марле, пристроил между десной и щекой.От этого всю рожу, то есть лицо, у Сеньки перекосило набок. А Эраст Петровичуже натирал страдальцу лоб, нос и шею маслом, от которого кожа стала землистая,пористая.

— Уси, — подсказал сенсей.

— Не слишком будет? — усомнилсяинженер, однако пошуровал палочкой у Сеньки в ушах.

— Щекотно!

— Пожалуй, с гноящимися ушами и в самомделе лучше, — задумчиво сказал Эраст Петрович. — Перейдём кг-гардеробу.

Достал из шкафа такое рваньё, какого Сенькаотродясь не нашивал, даже в худшие времена проживания у дядьки Зот Ларионыча.

Посмотрел Скорик на себя в тройное зеркало,повертелся и так, и этак. Ничего не скажешь, нищий вышел на славу. И, главное,кто из знакомых увидит — нипочём не узнает. Тревожило только одно.

— У них, у нищих, все места промеж собойрасписаны, — стал он объяснять Эрасту Петровичу. — Надо с ихнимстаршиной договариваться. Коли просто так на паперть заявиться, прогонят, даещё накостыляют.

— Будут гнать, пожуй вот это. —Инженер дал ему гладкий шарик. — Это обычное детское мыло, с клубничнымвкусом. Фокус простой, но эффективный, у одного знаменитого афермахерапозаимствовал. Только, как пена изо рта пойдёт, не забывай закатывать г-глаза.

* * *

Поначалу Скорик все же опасался. Пришёл кНиколе-Чудотворцу что на Подкопае, сел на паперти с самого краешку, глаза навсякий случай сразу под самый лоб укатил. Бабка-кликуша и дед-безнос, чтопромышляли по соседству, заворчали: вали, мол, отсель, знать тебя не знаем, итак подают плохо, вот придёт Будочник, он тебе ужо пропишет, и ещё всякое.