Когда я пришла в себя, то увидела нависшую надо мной темную фигуру с ножницами в руке. Черная перчатка Алисы была порвана в двух местах. Ее друг-подруга Ника поднял роковое украшение высоко над головой и, поворачивая так и этак, пристально рассматривал. Боже, как хорошо было снова дышать. Свет от лампы заиграл в каждом камешке украшения, засверкал очень ярко, напоминая мне о солнечной кошке, и я застонала.

«Ну, вы, девчонки, даете, – сказал Ника, – это же целое состояние. Картье. Миллионов пять, не меньше. Алиса, ты просто больная, испортила такую вещь».

«Брось это немедленно!» – заорала Алиса, и Ника от неожиданности уронил колье на пол. В тот же миг кто-то быстро скользнул из-за красной шелковой занавески. Мои новые знакомые только успели заметить, как в проходе мелькнул черный плащ. Ника выскочил вслед за ним, но тут же вернулся назад. Различить шпиона среди черной толпы в зале было невозможно.

«Твои драгдилеры?»

«Смылся слишком быстро. Не похож на них».

«Пей большими глотками, до тех пор пока не почувствуешь, как внутри снова течет кровь», – сказала мне Алиса и, несмотря на то что ее рука кровоточила, поспешила сунуть мне в рот соломинку от коктейля. Ее голос звучал как из глубокого колодца. Я жадно стала хватать ртом алкоголь, перемежая эти глотки с глотками воздуха, которого мне так не хватало последний час. Странно, но я, словно после мощного укола анестезии, совершенно не чувствовала своего тела. Можно было спокойно отрубить мне любую его часть, я бы даже не поняла, какую именно. Я все видела и понимала, но словно со стороны. Как будто это происходило с кем-то другим. На глазах была пелена синего цвета, и я несколько раз потрясла головой, думая, что кто-то нацепил на меня синие очки. С каждым глотком синее изображение таяло. Тем временем Ника принес Алисе бинт и йод, чтобы перевязать проколотую ножницами руку. Меня удивило, что, обеззараживая рану, а затем бинтуя, она так и не сняла с руки черную блестящую перчатку. В ожидании, пока «внутри снова потечет кровь», я откинулась на подушки и слушала, как мои спасители еле слышно между собой переговариваются, думая, что я сплю.

«Наркотики?» – спросил Ника, прижигая Алисе руку йодом. Алиса, вскрикнув от боли, отрицательно потрясла в ответ головой.

«А что тогда?»

Краем глаза я видела, как Алиса показала пальцем на свое тату на плече.

«Бог мой! Не может быть, мы же договорились с тобой! Смотри, смотри! (Тут Ника с брезгливой аккуратностью, при помощи платка осторожно поднял с пола ожерелье.) Твоя кровь попала в один из камней. Теперь они найдут тебя по запаху. Откуда ты знаешь ее? Наверное, впервые видишь эту сучку и уже бросаешься помогать? О себе, о нас всех ты подумала?» (Голос Ники опять стал упруго мужским.)

Я поняла, что настало самое время свалить отсюда, не задавая никаких вопросов. Но мои попытки пошевелить руками-ногами не увенчались успехом – я могла только лежать и ждать. Подобное я испытала после того, как мне вырезали аппендицит. Врачам казалось, что я все еще под наркозом, и над моим голым и распростертым телом они, не стесняясь, с шутками-прибаутками, обсуждали свои похождения по проституткам.

«Заткнись, – грубо оборвала своего друга Алиса. – Ее прислали ко мне за помощью, и я не собираюсь бросать беднягу на произвол судьбы. Не знаю, кто и почему нацепил ей этот ошейник, но еще секунда, и она бы не вернулась обратно».

«Да и хрен с ней, туда ей и дорога. Смотри, глаза мутные, как у дохлой рыбы. Зря ты старалась – она давно уже ТАМ».

Ника стал пристально вглядываться в меня, а потом от удивления чуть не выронил свою курительную трубку.

«Элис, ты только взгляни. Это же та самая красотка, что устроила феерию на выставке. Поговаривают даже о том, что теперь выставки будут проходить в другом месте. И слава богу, а то они совсем обнаглели, устраивают шабаш в самом сердце города. Странно, что барышня еще жива, я думал, ее давно сожгли».

«Ника, ты иногда так тупишь, что не хватает никакого терпения. Завязывал бы с канабисом, что ли. Скоро на вопросы будешь отвечать с паузой в неделю. Я же тебе сразу сказала, что это НЕ ОБЫЧНАЯ обжорка. Она представляет опасность для эйдосов, они ее боятся».

«Сейчас я вызову машину, и отправим ее отсюда на хрен. После того что мы пережили, следует держаться от этой дряни подальше. Что ты молчишь? Мы же договорились с ними – живем рядом, друг друга не трогаем. Водяное перемирие джунглей. Мы заключили сделку, и ты теперь богата и свободна, занимаешься творчеством. Они, как и обещали, полностью компенсировали моральный ущерб».

«Компенсировали? Ты считаешь, ее смерть можно хоть как-то компенсировать?»

На секунду я подумала, что она сейчас его ударит. Но Ника сел рядом со мной и закрыл лицо руками. Алиса подошла, села рядом и обняла его.

«Почему ты стала такая? Почему ты все время на меня орешь и никогда не слушаешь? Я ведь твой единственный близкий человек».

«Потому что ты достал меня со своей наркотой. Я уже забыла, какой ты настоящий. Я хочу поговорить с тобой, я скучаю по тебе. Но вижу каждый день невнятного чувака с одурманенным разумом. Мне нужна твоя поддержка. Я хочу, чтобы ты был рядом, но ты всегда где-то там, в мире грез».

«Ты права, любовь моя. Как всегда права, но я не могу по-другому. Я слишком скучаю по ней. Я не могу спать, есть, дышать. Я умираю без нее. И если я не буду сидеть на таблетках, то однажды выйду на вертолетную площадку и прыгну вниз».

«Не смей! Не смей даже думать об этом! – зашептала в ответ Алиса. – Она пожертвовала собой, чтобы мы остались целы. Отдала свое маленькое тельце на растерзание жадным тварям. И у нас есть только один способ пережить это горе – бороться».

«Но мы же приняли их условия игры».

«Поиграли, и будет. Ты со мной?»

«Я всегда с тобой. Разве может быть иначе?»

Я вдруг почувствовала, как теплые слезы потекли по ледяным щекам. Мои душа и тело вновь соединились, начисто выгнав все, что заселяло меня последние несколько часов. Я слышала, как бьется сердце, могла пошевелить кончиками пальцев и чувствовала в желудке, в районе солнечного сплетения, ужасающе холодную пустоту. Они были там, но ушли. Странное дело, я вдруг поняла, что происходит с теми, кого заселяют. Вначале эйдосы вымораживают свою жертву. Изольда, снежная королева, не зря стала среди них королевой. Как у лягушек в процессе погружения в зимнюю спячку, у жертвы начинают замерзать важные области души. Медленно-медленно эти области впадают в оцепенение и перестают действовать. Более того, они как будто усыхают, становятся совсем крохотными и вскоре умещаются где-то в уголочке сердца. В этот момент человек чувствует себя ужасно, ему кажется, что он болен, угнетен. И тут они подгоняют новенького кандидата на обмен. Разумеется, в вещевом обличье. Пока человек еще живой, он наслаждается новой вещью, считая ее своим лучшим другом и утешителем, а эйдосы тем временем занимают место усохших областей души и начинают день за днем разбухать, постепенно осваивая новое пространство. Получается, что эйдосы не убивают человека, а нелегально заселяют его, как мигранты захватывают брошенные дома. В одном теле они могут спокойно находиться всю жизнь, а в другом – лишь пару лет. Это зависит от личности того, в кого они залезли. Как только они чувствуют, что его душа распускается снова, набухает, словно вербные почки по весне, им приходится повторять всю процедуру заново. То есть существует нечто такое, что мешает им полностью овладеть нами навек, и это бесит их.