И вообще никому ничего об этих деньгах не говорила. Словночувствовала, что они не мои. Хорошо еще, что я тогда догадалась снять скарточки хоть какие-то деньги и теперь у меня в сумке было три тысячи двеститридцать долларов. Да это же целое богатство! Бедненький Миша Цейтлин, недосчитался пяти с лишним тысчонок! Мне опять стало смешно. Вероятно, меня никтобы не понял, но я с каждой минутой ощущала все большее облегчение. Вот, правда,квартиры мне не видать как своих ушей.

Даже если Эмма меня не надует и заплатит, как обещала, потысяче в месяц, то через год я смогу купить только какую-нибудь халабуду на окраине.Ну и что?

Поживу в халабуде, большое дело! Главное – своя крыша надголовой. А потом заработаю себе на приличную квартиру! Вероятно, если бы якому-нибудь сказала о своих ощущениях, мне вряд ли поверили бы… Может быть,потом, на Майорке, я и расскажу об этом Эмме, на балконе с видом на море.Только бы этот балкон не оказался таким же миражом, как те бешеные бабки. Нонет, какое-то шестое чувство мне подсказывало, что это – мое. И я уже мечталапоскорее оказаться там, на этой почти мифической Майорке, окунуться в море, ине в какое-нибудь, а в Средиземное… И вдруг в сумке зазвонил мобильник. Явыхватила его:

– Алло!

– Саша, я в Москве! Я так соскучился! – на одномдыхании произнес Александр Андреевич. – Звоню к маме, а вас где-то носит.Где вы?

– Меня и вправду где-то носит, – засмеялась я.

– Но где именно? Я хочу немедленно вас видеть, Саша!

Мне тоже хотелось увидеть его, но полчаса назад в моей жизнивсе кардинально изменилось. И я вспомнила, что обещала увидеться с Улей.

– Нет, я сейчас не смогу, у меня кое-какие дела… Вотесли вечером, попозже, часов в восемь…

– Ужасно! Но ничего не поделаешь, придется дожить довосьми. Я заеду за вами?

– Хорошо, только я буду не дома, а в районе метро«Аэропорт». Давайте у метро и встретимся.

Он засмеялся:

– Я уже забыл, когда назначал свидания у метро. Ладно,договорились.

– Подождите, там же два выхода.

– Ох, верно. Тогда у первого, если ехать из центра.Саша, а вы там случайно не помирились с мужем? У вас голос что-то оченьвеселый.

Я опять засмеялась:

– Нет, я с ним еще больше поссорилась! Окончательно!

– И по этому поводу веселитесь? Не ожидал! Вы оченьнеожиданная особа, Саша. Я хочу говорить с вами, смотреть на вас, слушать вашголос… Ну все, до вечера!

Тут уж я окончательно развеселилась! Кто бы мог подумать,ведь за последнее время рухнуло абсолютно все: вера, надежда, любовь, а явеселюсь! Как те обитатели осажденной крепости, когда у них уже ничего неосталось… Нет, почему же, надежда-то у меня еще осталась! И вера, кстати, тоже!Вера в себя! Ну любовь рухнула, подумаешь, любовь – дело наживное! А сегоднявечером у меня свидание с влюбленным в меня мужчиной, и мужчиной интересным,спору нет! Жизнь продолжается!

Уля чрезвычайно удивилась при виде меня.

– Опаньки, что за дела? Ты что, не горюешь?

– Не-а!

– Хорохоришься?

– Нет, Ульяша, мне правда весело.

– Отчего? Оттого, что бабушка умерла?

– Нет, конечно, что ты! Дело совсем в другом. Я началановую жизнь, и она мне пока нравится.

– Влюбилась, все понятно!

– Ничего я не влюбилась, но поклонник у меня есть! Ивечером у нас свидание, а еще я нашла работу и уезжаю на Майорку, вот!

– На Майорку? Работать? Я не ослышалась?

– Нет, все верно.

– И кем же ты там собираешься работать? –недоверчиво спросила Ульяша.

Я в двух словах ввела ее в курс дела. Она только головойпокачала.

– Ну звучит это и вправду неплохо… А что за поклонник?

– Да так, бизнесмен.

– Читать умеет?

– Что читать? – не поняла я.

– Ну, на некоторых бизнесменов смотришь и думаешь:интересно, милый, а грамоте ты обучен? Твой не такой? Обученный?

– Более чем. А еще посмотри, что у меня есть.

Я вытащила из сумочки фотографию.

– Сашка, какой портрет! Потрясающе! Ты тут такая…Просто смертельный номер! Слушай, случайно не Асламазян это снимал?

Тут уж у меня челюсть отвисла.

– Откуда ты знаешь?

– Руку мастера всегда видно. Я его давно знаю, мыкогда-то даже работали вместе в одном дизайнерском издании.

– Господи, до чего тесен мир, – поразилась я.

– Да уж… Тарас умеет вытащить из модели все докапельки. Классная работа.

– Улечка, а как Сигизмундыч поживает?

– Ты вчера уже спрашивала.

– Ах да, прости. И все-таки как?

– Да ну его… Видно, был когда-то ходок и просто поинерции за мной приударил, а потом струхнул. Он мне месяц назад заявил, чточасто обо мне думает, что я женщина из его «видеоряда», как он выразился, ясгоряча позвала его в гости, а он не мычит, не телится.

– Уля, ты злишься, что в него втюрилась?

– Да нет, не то чтобы, просто, знаешь ли, обидно… Яспала, а он меня разбудил. И на фиг это было надо? Хотя я все равно ощущаю себяпо-другому. Лучше, это уж точно.

– Погоди, ты только не засыпай опять – и обязательноеще встретишь кого-нибудь.

– Кого-нибудь мне не надо, он же человек интересный,понимаешь, с ним говорить – одно удовольствие. Но он, по-моему, начал меняизбегать. Боится, старый дурак… А чего бояться? Я ж никогда от него ничего нехотела, только поговорить. Не понимает, ослина. Да ну его к чертям собачьим,расскажи лучше про своего. Для тебя этот вопрос гораздо актуальнее.

Мы так заболтались, что я чуть не опоздала на свидание. УУли я быстренько освежила макияж под ее чутким руководством и побежала к метро.Почему-то я волновалась. Но волнение было приятным.

Я встала за палаткой, как на первом свидании с Глебом, чтобыминутку понаблюдать за поклонником со стороны. Ага, вон его «ауди». Онзатормозил и сразу вышел из машины. И вдруг страшно мне понравился.

Он был без пиджака, без галстука, в рубашке с короткимрукавом. Он сильно загорел, и от этого Восток еще явственнее проступал в егочертах. В нем чувствуется порода, вдруг подумала я. Но это явно не в мать.Сердце у меня екнуло. А он огляделся вокруг и подошел к цветочной палатке,купил несколько темно-красных роз с белым кружевом гипсофилы. И нервно взглянулна часы. Я собралась с духом и вышла ему навстречу.