Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне всегда ужасно нравились сенбернары с их большими добрымимордами и тяжелыми лапами. Но степи скукожились до размеров дачного участка.
– Пойдем в дом, Сашенька, я только покормлю этогодурня.
– А кто же с ним остается, когда вы уезжаете?
– Тут неподалеку живет женщина, которая убирает в доме,она очень любит Дика.
Он обнял меня за плечи, и мы вместе поднялись на невысокоекрыльцо. Он зажег свет над дверью, отпер ее и пропустил меня вперед. Свет вприхожей тоже зажегся. Впрочем, это была не прихожая, а просторный холл,красиво обставленный, но какой-то нежилой. Ни цветов, ни безделушек, нибеспорядка.
– Вот тут направо дверь в гостиную. Внизу толькогостиная, кухня и комната для гостей. А наверху мой кабинет и спальня. И воттам еще терраса, а наверху балкон.
– Можно посмотреть кухню? – полюбопытствовала я.Почему-то я была уверена, что она окажется в стиле «техно». И не ошиблась!
– Очень мужская кухня.
– Так я живу здесь один. Но одно твое слово, и я всепеределаю. Вернее, дам тебе в руки кривую саблю, и круши все что ни попадя,полонянка. Мою жизнь ты уже сокрушила…
Он насыпал в миску какого-то корма, в другую налил воды.
– Погоди минутку, я отнесу Дику поесть и буду в твоемраспоряжении. – Он вернулся мгновенно. – Выпить хочешь? Вина?Мартини? Виски?
– Немножко мартини, пожалуй.
– Пойдем в гостиную, напитки у меня там.
Он обнял меня, и нас обоих тряхнуло током.
– Саша! – простонал он и стал целовать меня вглаза, в губы, в нос, в шею.
– Ах ты гад! – раздался крик. – Ах ты сволочьпоганая!
Мы отпрянули друг от друга. В дверях кухни стояла женщина.Она была молода и, вероятно, красива, но лицо было искажено такой злобой, что ядаже испугалась.
– Инга! Ты как сюда попала? – побледнел Алекс.
– А как я сюда попадала раньше, когда ты хотел целоватьменя, как сейчас эту… Я смотрю, тебе все равно, кого тянуть в койку, скотина.Думаешь, я стерплю, что меня в отставку отправили? Хрен тебе, старый паскудник!А вы, женщина, зря губешки-то раскатали, он вас потрахает, а потом задвинет…Так что радуйтесь, если еще не шибко увязли!
– Инга, сию минуту заткнись! – прошипелразъяренный Алекс.
– Как же, дожидайся! Ты что мне говорил, сукин сын? Чтомне обещал? Я так и знала, что ты опять с кем-то снюхался.
А у меня внутри вновь зазвучала мелодия: «Тореадор, смелее вбой!» Но тореадор здорово растерялся.
Наверное, не будь меня, он сумел бы утихомиритьскандалистку, но, видимо, боялся показаться чересчур грубым. А потом мелодияБизе смолкла – и я вспомнила слова Тараса: «Не полагайся на Шурку, Саша!» Нанего и впрямь нельзя полагаться.
– Инга, зачем эти сцены? Ты же знаешь, что между намивсе кончено! Я тебе об этом сказал, и ты, мне казалось, поняла, – струдом, как будто у: него болело горло, проговорил Алекс.
А я опять наблюдала эту сцену как бы со стороны и опятьощущала ее давящую банальность. Мне хотелось только одного – убраться отсюда.
– Ничего я не поняла! И не желаю понимать, я ж тебя,старого прохвоста, любила! И сейчас еще люблю, а ты… гадина, гадина! – онав бессильной ярости топала ногами, мне было ее даже жалко.
– Инга, прекрати истерику!
– Ну что, что тебе надо, что в ней такого есть, чегонет во мне, можешь объяснить? Я вот не понимаю!
– Прежде всего замолчи!
– Не желаю я молчать, козел ты старый! Да я без тебяжить не могу, и если ты меня пошлешь, я покончу с собой, да еще записочкуоставлю: «В моей смерти прошу винить Александра Шалимова!» Вот ты попляшешь! Яв своем предсмертном письме такое о тебе навыдумываю, что ты лет пять спрокуратурой разбираться будешь!.
– Инга, прекрати, – как-то вяло уже отбивалсяАлекс. – Посмотри на себя, до чего ты дошла…
Я тихонько выскользнула из гостиной, у меня не было ни сил,ни желания наблюдать эту отвратительную сцену. Не знаю, как должен был вестисебя Алекс в такой ситуации, но точно не так, как он себя вел. Я побежала кворотам и выбралась на улицу. Хорошо еще, я запомнила, с какой стороны мыподъехали. Попрошу охранников вызвать мне такси, что ли…
Мне фантастически повезло. Когда я подбежала к воротам, тамкак раз остановилось такси. Какой-то мужчина вылез и пошел пешком. А яплюхнулась на сиденье рядом с шофером. Он очень обрадовался неожиданнойпассажирке. В такси играло радио. И что бы вы думали? Конечно, куплетытореадора. Бывают такие дни. Хоть и не часто, но бывают. Больше никаких мелодийво мне не звучало. Только одна мысль: «Скорее на Майорку!» Как три сестрыЧехова все канючили: «В Москву, в Москву!» – так и я мысленно твердила: «НаМайорку, на Майорку!»
И вот наконец сбылась мечта идиотки. Я на Майорке! У Эммыоказался там прелестный дом, с садом и большим балконом, выходящим на море. Мнеотвели прекрасную комнату, тоже с видом на море, на втором этаже.
– Ну как, нравится? – спросила Эмма.
– Не то слово. Мечта! А где твоя дочка?
– Я ей ничего не сообщала, сюрприз хочу сделать, онаменя не ждет. Хорошо летом: в сезон сюда из Москвы прямым рейсом летаю, а не всезон приходится на перекладных. До Барселоны, а оттуда либо паромом, либоопять же самолетом. Словом, геморрой. Ты давай разбирай вещички, устраивайся, ая, пойду погляжу, не у соседей ли она. Там ее подружка живет. Хотя нет, ясейчас Вере Ивановне звякну на мобильник.
– Вера Ивановна – это кто?
– Гувернантка. Хорошая тетка, интеллигентнаяпенсионерка. Счастлива до безумия, что на старости лет на Майорку попала, всеталдычит про Шопена, про Жоржа Санда какого-то…
– Про какую-то. Жорж Санд – женщина. Знаменитаяписательница.
– Ну да, она что-то говорила, у меня в одно уховлетает, в другое вылетает.
– Чукча не читатель, чукча писатель, – засмеяласья, припомнив старый анекдот.
– Издеваешься? – насторожилась Эмма.
– Да ты что, просто смеюсь.
– Чего смеяться, я сама знаю, что мне культурки здоровоне хватает, жизнь такая была… Я вот тебе порасскажу, ахнешь. Ой, вон Дуняшкамоя бежит!
– Мама! Мама приехала! – раздался вопль, и в садворвалась девчонка в шортах и маечке, больше похожей на лифчик. На голове у неебыла смешная красная панамка.
– Мама, ты почему не позвонила? – Девочка повислана шее у Эммы. – Ой, а вы кто? – спросила она, заметив меня.
– Я подруга твоей мамы, меня зовут Саша. Давайзнакомиться. У тебя классная панамка, здесь такие продают?