его опять забирать. Но вы увозить его молодой жена. А его оставлять квартира! У нас в дом!

— Что именно вы видели в день убийства? — спросил полковник Гущин. — Все по порядку. Когда, во сколько? Что и кого?

— Мой бабка лежачий, — начала повествовать Зухра. — Ходить под себя после обед. Гадить. Я менять ей памперс, мыть — долго заниматься дело. На часы не смотреть. Но быть часа три или еще половина… Я думать так, потому что бабка делать дерьмо после обед… И я слышать шум внизу. Я не понять что и забыть. Я продолжать ухаживать бабка. Потом я пакет брать с грязный памперс и выходить из квартира. Спускаться лестница к мусорпровод. И слышать стук дверь.

— Вы с лестничной площадки у мусоропровода услышали стук входной двери этажом ниже? — уточнил Клавдий Мамонтов. — Время было примерно около половины четвертого — четырех часов дня?

— Да, да! Я глянуть быстро. Не придать значений. Шаги по лестница. Я видеть его со спина. Он спускаться вниз в подъезд — закрыть дверь квартира и спускаться.

— Алексей Лаврентьев? Вы его увидели со спины, когда он покинул квартиру матери и уходил?

— Со спина. Он не оборачиваться. Быстро идти по ступенька. В подъезд и на улица. Вон.

— Это точно был он?

— Он! — Зухра закивала головой. — Его одежда.

— А какая была на нем одежда? — продолжал спрашивать Клавдий Мамонтов.

— То, что и раньше я видеть уже на нем. Джинсы. Его куртка цвет зеленый, как военный.

Клавдий Мамонтов и Макар переглянулись — вспомнили, в какой одежде предстал перед ними Алексей Лаврентьев в ночь убийства — джинсы, поношенные кроссовки и ветровка цвета хаки. Под ветровкой была еще толстовка серого цвета с капюшоном.

— Что у него было на голове? Капюшон от толстовки? — Мамонтов специально задал наводящий вопрос, хотя это и считалось против правил.

— Нет, — Зухра покачала головой. — Шапка на нем.

— Какая шапка? — спросил полковник Гущин.

— Америка который. Козырек.

— Бейсболка? — уточнил Мамонтов.

Зухра секунду подумала и кивнула.

— Я видеть, как он убегать.

— А вас он видел? — осторожно спросил Макар. — Вспомните, это очень важно — он не оборачивался? Он вас не заметил?

Зухра притихла. Задумалась.

— Нет, не оборачивать голова. И он меня не видеть… я так думать…

— Точно? — Макар, как и нередко раньше, задал самый главный вопрос, от которого много зависело, и добивался полной ясности.

— Не оборачивать голова. Но… чуять…

— Что чуять? — Клавдий Мамонтов снова ощутил тот холодок внутри. — Чуять как зверь, что ли? Вас?

— Не я. Вонь. — Зухра вздохнула. — Пакет с грязный памперс бабка у меня в руках так вонять. Он чуять… наверно… Я не знать.

— Так, что бы у нас тут ни вырисовывалось, а программу защиты свидетеля я задействую немедленно, — объявил полковник Гущин. — Видеть не видеть, чуять не чуять… но она в доме больше находиться не может. Зухра, выслушайте меня очень внимательно. Где ваш муж сейчас?

— На работа.

— Вы в квартиру к вашей подопечной больше сегодня не вернетесь. Пока… ну, в ближайшие дни. С кем сейчас ваша старушка лежачая осталась, пока вы нас ждали долго?

— Племянник приезжать, сидеть с ней, я сказать ему, что к врач, не к мент… то есть полиция, а к врач…

— Позвоните племяннику сейчас при нас и скажите, что не вернетесь к обязанностям сиделки.

— Но я потерять работа! Деньга!

— Лучше потерять работу, чем жизнь. — Полковник Гущин достал мобильный. — Вы же боитесь Алексея Лаврентьева, соседа. Вы сказали нам, что он убийца. Так надо принять меры безопасности. Это ненадолго. Потом все вернется к обычному порядку вещей. Вы пока поживете на другой квартире, полиция возьмет вас под охрану. Все в рамках закона.

— Мой муж меня бить, ругать. Зачем я лезть, сказать вам!

— Я сам вашему мужу объясню все, — успокоил ее полковник Гущин. — Звоните ему, затем племяннику вашей старухи.

Они вышли из кабинета.

— Федор Матвеевич, почему вы не хотите снова задержать сына Лаврентьевой? — спросил Макар. — Зачем включать программу защиты, когда его можно просто опять арестовать?

— Мы его уже закрывали в камеру, толка никакого. Он в убийстве матери не признался. При наличии спорных косвенных улик.

— Но у нас теперь есть показания свидетельницы, опознавшей его, — заметил Клавдий Мамонтов. — Прямая улика. Чего мы не имели раньше, теперь внезапно появилось в деле.

— Слишком внезапно. — Полковник Гущин искал в «контактах» нужные номера сотрудников, отвечающих за программу защиты свидетелей. — Как снег на голову. Но в любом случае за безопасность Батрутдиновой я теперь отвечаю. И оставлять ее в их доме не имею права.

— Вы не верите ее показаниям? — спросил Макар.

— Я верю ей. Но ты сам недавно говорил: дело наше — шкатулка с секретом.

— Вы сомневаетесь, я вижу. — Макар помолчал. — Потому что убили не одну Анну Лаврентьеву, но и ее сестру. А убить шаманку Алексей Лаврентьев не мог. И у нас еще Костян Крымский, которого вы сами считаете фигурантом номер один… Поэтому вы…

— Нет, не поэтому, Макар, — Гущин подбирал слова. — Просто мне, как и тебе, с некоторых пор кажется, что дело наше намного сложнее, чем бытовое убийство из-за квартиры. И мотив гораздо сложнее.

— Но у Крымского мотив очень простой — месть за брата.

— Ты в его мотив не особо веришь. И Клавдий тоже. Вас двое против меня одного. И теперь еще показания сиделки против Алексея Лаврентьева. И я решил, что погожу с выводами. Для меня сейчас первостепенная задача — обеспечить безопасность важной свидетельницы.

— Одежду Алексея Лаврентьева после его задержания проверяли на наличие следов крови? — спросил Клавдий Мамонтов. — Ту, в которой он предстал перед нами ночью, — джинсы, ветровка хаки…

— Конечно, проверяли. И следов крови на ней эксперты не нашли. — Гущин кивнул. — Вот и я о том же. А убийца вставал коленями на грудь Анны Лаврентьевой, когда всаживал ей в горло нож. Хоть какие-то брызги, но должны были на него попасть.

— В чем проблема с одеждой? Что, у него только одни джинсы и единственная куртка? — усмехнулся Макар. — Естественно, он переоделся в чистое, когда снова заявился домой в Чугуногорск и якобы обнаружил мать мертвой в квартире, вызвал полицию. Время, чтобы уничтожить окровавленную одежду, у него имелось.

Клавдий Мамонтов подумал: в этом деле на каждый вопрос есть ответ. И на каждое их действие — противодействие.

— За Алексеем Лаврентьевым я установлю негласное наблюдение, — объявил Гущин. — Возможно, следующие его шаги… если он их сделает, ошибется, проколется, как-то нам помогут прояснить ситуацию.

— Только нам надо определить сначала для себя. — Макар усмехнулся криво. — Если