– Поступайте по своему усмотрению. На самом деле сегодня нам мало что от вас нужно. Мы сами хотели бы ознакомить вас с некоторыми фактами.

– Прекрасно! А опубликовать их можно? Я ведь никогда не перестаю быть матерым журналистом. Думаю, и вы точно так же всегда остаетесь настоящими полицейскими.

– Я не знаю, годятся они для публикации или нет, это вам решать. Возможно, вашим читателям будет любопытно узнать, что есть свидетель, который утверждает, что видел вас вместе с ныне покойным Вальдесом.

Он и глазом не моргнул. Только самодовольно хохотнул:

– Инспектор, я ведь вам уже говорил, что наш медийный мир узок и нелеп. Кто угодно мог видеть меня рядом с Вальдесом на многолюдном празднике, на какой-нибудь презентации или политическом приеме. Не исключено даже, что я перебросился с ним парой слов, хотя из памяти у меня такая встреча вылетела. Это ни в коей мере не противоречит моим показаниям, как вы их определили, поскольку никаких личных контактов с Вальдесом у меня никогда не было. Такой вариант вас больше устраивает?

Как мы и наметили, в разговор вступил Гарсон, пока я пыталась уловить хотя бы тень волнения на лице Ногалеса:

– Нет, речь вовсе не о том. Вы довольно часто завтракали с ним в кафе под названием “Глория”. Там вы беседовали и обменивались бумагами. За год вас видели там вместе не меньше дюжины раз – вполне достаточно, чтобы хозяин заведения вас запомнил.

Я бы поклялась, что глаза у Ногалеса едва заметно сузились, но только это и успела заметить.

– Послушайте, вот это действительно новость. Неужели ваш свидетель знаком со мной? Когда и где мы с ним познакомились? Или он сфотографировал нас, пока мы завтракали с Вальдесом? Господи, наверняка выражение лица у меня было не слишком довольным, раз мне пришлось терпеть рядом подобного типа! Ладно, остается надеяться, что раз он так уверен в своих словах, то будет готов опознать меня и в присутствии судьи. На этом и порешим: пусть меня вызовут, и там мы с вами увидимся в следующий раз. Не скажу, чтобы мне было приятно потратить непонятно на что половину дня, но ничего не поделаешь! С главным редактором газеты за время службы случается множество странных вещей, вытерплю еще одну.

– Очень хорошо, сеньор Ногалес, у нас все. Если вы вдруг вспомните что-то, позвоните вот в этот комиссариат, и вас сразу свяжут со мной.

– Минутку, инспектор, а могу я поинтересоваться, что, собственно, за всем этим стоит? Какой скрытый смысл вы видите в наших с Вальдесом совместных завтраках? О чем речь? Думаете, мы с ним сплетничали о сильных мира сего и я убил его, потому что ему открылись некие страшные тайны, связанные с моей персоной?

– Я предпочитаю оставить свои теории при себе. А когда наступит черед практики, вы обо всем узнаете.

Вышли мы из редакции с лихим видом, словно подложили в нужное место бомбу с часовым механизмом, которая вот-вот взорвется. На самом деле положение было далеко не блестящим. Ногалес мгновенно обнаружил нашу ахиллесову пяту. Готов ли свидетель опознать его в присутствии судьи? А если и опознает, станет ли это серьезной уликой и поможет ли раскрутить дело о торговле компроматом? Все у нас было сшито на живую нитку, и Ногалес знал наши слабые места не хуже нас самих. К тому же вряд ли нам удастся уличить его в чем-то с помощью финансовых проверок, наверняка у него все в полном порядке. Ситуация сложилась такая, словно мы видели перед собой роскошный торт, но не имели никакой возможности не только попробовать, но даже понюхать его.

Наши доказательства относились скорее к разряду виртуальных, и чтобы материализовать их, нужны были факты, а эти самые факты вели себя строптиво и никак не желали даваться нам в руки.

– Подождем, пока его не застукают люди, которых мы поставили следить за хозяином кафе, – сказал Гарсон.

– Я на это мало надеюсь.

– Подождем хотя бы день, прежде чем давить на свидетеля. А уж тогда станем думать, как заставить его дать официальные показания.

– Хорошо, один день – и ни минутой больше.

Придя к соглашению, мы отправились поесть в ресторан с традиционной кухней. Может, хоть еда чуть ослабит мою тревогу. Тревогу она и вправду ослабила, только не мою, а Гарсона, который, заказав себе рубец, набросился на него так, словно тот был единственной и пламенной мечтой бессмертной души младшего инспектора. В зале царило такое же оживление, как в любом мадридском заведении подобного рода. Шум, голоса и выкрики официантов, доводившие весь этот бедлам до высшей точки кипения. Официанты повторяли сделанные клиентами заказы с такой страстью, что названия блюд звучали как революционные лозунги, как призывы к толпе, жаждущей справедливости и хамона. Шум вокруг стоял невероятный, и я с большим трудом услышала свой мобильник, хотя звонил он у меня в сумке как бешеный.

– Да! – произнесла я, стараясь сложенными домиком руками прикрыть телефон от шума.

– Петра, это Молинер. Ты должна выслушать меня очень внимательно.

– Слушать-то я тебя слушаю, Молинер, но слышу ужасно. Можешь позвонить мне через полчаса, когда мы выйдем из ресторана?

– Нет, к сожалению, не смогу. Пойди в туалет, выберись куда угодно из этого сумасшедшего дома.

Я встала как автомат, сделала знак Гарсону и двинулась к входной двери. У меня в голове замелькали смутные догадки, что-то среднее между волнением и любопытством. О чем пойдет речь – о моей сестре, о Коронасе?..

– Петра, я обнаружил Марту Мерчан мертвой.

Я не могла ничего ответить, вся еда, которую я недавно проглотила, казалось, вот-вот устремится наружу. Мне пришлось сделать несколько глубоких вдохов. Молинер явно забеспокоился:

– Петра, ты меня слышишь или нет?

– Слышу, слышу, Молинер, а ты уверен, что это именно она?

– Петра, ты пьяная, что ли? Ну конечно же это она! И я сам ее обнаружил. Сперва позвонил по телефону, никто не ответил, тогда я решил явиться к ней домой без предупреждения и… Петра, ты должна немедленно прилететь сюда, тогда я расскажу тебе остальное.

Я вылетела ближайшим рейсом. Гарсон остался в Мадриде. Мы не могли бросить без присмотра кашу, которую здесь заварили. Если план Гарсона сработает, Ногалес может начать действовать в любой момент.

Перелет, как мне показалось, длился целую вечность. Различные гипотезы выскакивали у меня в голове, как вечно меняющиеся картинки в калейдоскопе. Мне казалось, я схожу с ума. Я корила себя за то, что отодвинула в дальний угол сведения о финансовых делах Марты Мерчан, которые передал мне Сангуэса. Как стало теперь ясно, она тоже была замешана, но только вот во что? И каким образом? Я призвала на помощь систему йоги, чтобы перестать думать об этом, но у меня ничего не вышло: как только прекращался поток версий, призванных объяснить случившееся, на моем внутреннем экране возникала физиономия Коронаса и я слышала его голос: “Еще один покойник, Петра, еще один покойник. Когда ты намерена разобраться с этим делом? После того как прикончат последнего подозреваемого?” Он как пить дать выдаст что-то подобное и будет по большому счету прав. Нынешняя история напоминала эпидемию бубонной чумы или атаку тропического циклона. Если события и дальше станут развиваться сходным образом, преступником окажется последний, кто выживет, а на сегодняшний день последним был Ногалес.