Горячее недоумение захлестнуло Алину. Костя опустил руку, взглянул на полотно с ярко-красным крестом, а девушка сбилась с мысли. Куда она шла? О чем говорила? Почему Костя остановил ее? Необычные ощущения заполнили все ее существо, ей на миг показалось, что впереди обрыв, но она преодолела пропасть, взлетев высоко в небо. Смущенно улыбаясь, Алина сложила руки на груди:

– Как тебе?

– Это история?

– Цикл, – кивнула девушка, – критики считают, что я передала все буквально.

– Буквально? – хохотнул Ромал и покосился на сестру друга. – Я бы так не сказал. Это же про отношения, так? Любовь, все дела. Люди встретились, влюбились и расстались.

– Ага. Каждый со своим багажом, поэтому линии стали толще и темнее.

– Слушай, ну это очень интересно.

– Думаешь?

– Думаю. Вот только… мне кажется, не хватает шестой картины.

– Вот, значит, как, – удивилась Алина, повернувшись к Косте, – и почему же?

– История как будто не закончена, – честно ответил парень. – Линии стали сердцем, а потом разошлись, чтобы все осмыслить и вновь встретиться, но образовать новую фигуру, получше сердца и попрочнее.

– А ты у нас романтик.

– Я реалист. Все так часто рассказывают о том, что люди расходятся. Но люди еще и вместе остаются. Почему об этом никто не хочет рассказать?

– Это неинтересно.

– Неинтересно, когда все хорошо? – Костя усмехнулся и покачал головой. – Драма в жизни – это паршиво, поверь мне. Ничего красивого и высокого в ней нет. Когда люди друг друга не слышат, когда они друг друга изувечивают… что в этом «интересного»? Тебе так просто порассуждать о плохом конце, потому что ты каждый день видишь своих классных и счастливых родителей.

– Тебе не нравятся грустные истории?

– Я девятнадцать лет живу в грустной истории. Меня бы устроил скучный хеппи-энд. Он случается редко. Но случается. А дерьмо – сплошь и рядом. Зачем оно мне?

Девушка с любопытством осмотрела лицо Ромала, пожала плечами и ответила:

– Трагедии трогают сердце.

– Очень за них рад.

– Ты не можешь быть таким идеалистом! Только не ты.

– Я трачу слишком много времени и сил на то, чтобы достигнуть… счастья.

– А возможно ли счастье?

– Возможно или невозможно – это всего лишь точка зрения.

– Какой же ты все-таки философ, – заулыбалась Алина и подступила к Ромалу, хитро прищурив глаза, – с виду бунтарь, а внутри – нежный цветок.

– Ты можешь сколько угодно рассказывать о том, как безнадежна жизнь и как трудно смириться с нынешней грязью и несправедливостью, ты даже можешь верить в это, но… – Костя шагнул к девушке и загадочно ухмыльнулся, – я-то знаю, о чем ты мечтаешь.

– Да брось.

– Знаю.

– И о чем же?

Парень наклонился к лицу Алины. Его губы оказались в нескольких сантиметрах от ее щеки, и девушка в смятении застыла. Ее глаза распахнулись, пальцы сжались в кулаки. Она приоткрыла рот, а Костя вдруг прошептал ей на ухо:

– О шестой картине.

Ромал отстранился и увидел огромные шоколадные глаза девушки. Она казалась такой ранимой, что у него перехватило дыхание, и вдоль позвоночника пробежал холодок. Его сразил этот ее взгляд.

– И куда ты пропала? – раздался мужской голос, и на плече Алины появились чьи-то руки. Она рассеянно обернулась, а Костя увидел натянуто улыбающегося широкоплечего парня. Его глаза скрывались под оправой квадратных очков, темно-русые волосы блестели от геля. Ромал в недоумении вскинул брови и ухмыльнулся, сверля в незнакомце дыру размером с Африку, но тот не обратил внимания. – Мы собирались уже высылать поисковую экспедицию.

– Я общалась с другом, – закашлявшись, ответила Алина.

– Давай уже заканчивай. Нам на сцену пора.

– Ага.

– Заканчивай!

– Вов, я тебя услышала.

Ее высокий разодетый собеседник нервно кивнул, махнул Костей рукой, даже не удостоив его взглядом, и умчался, громко стуча каблуками начищенных туфель. Костя смотрел ему вслед и думал, как было бы классно запустить в индюка бокалом шампанского…

– Ты прости его, – спохватилась Алина, виновато улыбнувшись, – он переживает.

– С кем не бывает?!

– Вова – крутой художник, я таких не встречала. Он научил меня особой технике…

Девушка продолжила рассказывать, а Ромал вдруг залпом осушил бокал. Болтовня о разряженном мальце сердила его, а выслушивать истории об особой технике было и вовсе неприятно. Подумаешь, хорошо рисует. На вид этот Вова обычный самовлюбленный павлин.

– Плакаты уже с первого числа должны развесить.

– Плакаты? – не понял Костя и выплыл из мыслей.

– Угу, – Алина поправила волосы, – несколько моих картин напечатают на городских баннерах. Я еще не видела результат, но думаю, выйдет интересно. Поэтому мне и надо на сцене постоять, поулыбаться спонсорам, учителей своих поблагодарить. Это что-то вроде рекламной акции для нашей художественной школы.

– Скоро станешь знаменитой.

– Не волнуйся. Дифирамбы воспоют всем, кроме меня.

– Это почему так?

– Я наемник без образования.

– Звучит опасно.

– Вот поступлю в Репку, и все изменится.

– В Репку?

Алина рассмеялась, потянула парня за собой, а он на ходу вручил официанту пустой бокал и с интересом повернулся к подруге.

– Институт живописи, скульптуры и архитектуры имени Репина. Или просто Репка.

– Жаргон у вас тот еще.

– Это ты не слышал, как ругается один из моих преподавателей по живописи.

– Расскажи об этом, когда тебе дадут слово.

Девушка вновь рассмеялась – сегодня она часто смеялась – и оставила парня в толпе перед небольшой сценой. Она очаровательно улыбалась коренастым мужчинам, пожимала руки седобородым архитекторам, кивала ведущим, раздавала подарки. Казалось, Алина не притворялась ни секунды, а была искренней и доброжелательной. Живой какой-то.

Ромал не спускал с нее глаз.

В какой-то момент он осознал, что забыл про Лизу: да, та ходила рядом, и да, у нее была умопомрачительная внешность, но… Костя не думал о ней. Не думал ни минуты.

Алина вернулась к парню с синей мишурой на плечах. Она хитро улыбнулась, сняла одну из шелестящих нитей и, хихикая, надела ее на Ромала. Тот выгнул дугой бровь:

– Я выгляжу недостаточно нарядно?

– Теперь тебе нет равных.

– А раньше были?

Девушка закатила глаза и не стала отвечать. Они выпили по несколько бокалов шампанского, побродили вдоль широких коридоров и порассуждали об искусстве, пусть Ромал мало что в нем понимал. Но Алина говорила с таким обжигающим рвением, с таким заразительным энтузиазмом, что Костя не возражал. Ему нравилось с ней общаться, нравилось ее слушать. Она наговаривала тысячу слов в минуту! А он мирно помалкивал. Поглядывал на нее и отворачивался, чтобы она не заметила, как он изучает ее веснушки или морщинки около губ. Они не обращали внимания на толпу, которая как будто расходилась перед ними, растворялась в воздухе. Все исчезало, когда Алина