Где-то на уровне подкорки я пришел к ужасному выводу: современные новообращенные – сложно устроенные создания, как, например, ядерный реактор или спутник связи, как Пентиум-4, или сотовый телефон, или другие хитрые новомодные устройства, которые остаются для меня загадкой. Но это все софистика.

Или мистификация.

Мегера. Я ненавидел ее. И поэтому проливал кровавые слезы? Что ж, их никто не видел.

Eh bien, меня ждали на ферме Блэквуд. Поднимаясь к облакам, я взывал к Маарет и в течение всего полета не переставал обращать к ней мольбы.

Особняк Блэквудов светился, как фонарь ночью в поле. Парадные двери были распахнуты, потоки света заливали Жасмин. В синем, облегающем фигуру платье-матроске и в черных туфлях она, поджав коленки, сидела на ступеньках и плакала, утирая слезы белым носовым платком. Шоколадная кожа и высветленные кудряшки были, как всегда, прелестны, а жалобный плач рвал душу.

– О Лестат, помоги, помоги мне! – рыдала она. – Где Квинн? Где маленький хозяин? Он так мне нужен. Я схожу с ума! А этот мальчишка где-то бегает. Нэш не верит в призраков, Томми боится их до смерти, а бабушка хочет послать за священником, чтобы он изгнал из меня дьявола! Как будто это я во всем виновата!

Я подхватил Жасмин на руки и внес в дом. Она не сопротивлялась.

В парадной гостиной толпились люди.

– На подъездную аллею повернула машина, – сказал я. – Что происходит?

Я сел на диван и усадил Жасмин на колени. Несчастная совсем обессилела. Я погладил ее по спине.

– Я так рада, что ты пришел, – со слезами на глазах сказала она, – нам здесь так одиноко.

Тринадцатилетний Томми Блэквуд, дядя Квинна по крови, расположился в кресле напротив дивана. Он постукивал пальцами по подлокотнику и разглядывал меня с очень серьезным видом. Это был действительно чудесный паренек, именно такой, как описывал Квинн. За время путешествия по Европе с тетушкой Куин и еще смертным в ту пору Квинном у него выработался свой взгляд на жизнь, и это определенно пошло ему на пользу.

Было здорово снова его увидеть.

Нэш Пенфилд в безупречном костюме «в елочку» тоже присутствовал в гостиной. Домашний учитель Томми, казалось, был прирожденным утешителем, однако почему-то не сумел успокоить Жасмин. Нэш стоял возле Томми и казался несколько растерянным. Он почтительно кивнул мне в знак приветствия и с нескрываемым беспокойством посмотрел на Жасмин.

Большая Рамона, бабушка Жасмин, в габардиновом платье цвета темного вина, с бриллиантовой брошью чуть ниже правого плеча, сидела возле дивана и злобно сверкала глазами: тщательно зачесанные назад волосы собраны в пучок на затылке, на ногах чулки и модные черные туфли.

– Замолчи, девочка, – одернула она Жасмин. – Ты просто хочешь привлечь к себе внимание. Сядь прямо! И перестань говорить глупости!

За ее спиной, все еще робея, неловко переминались с ноги на ногу механики из гаража: седой и круглолицый весельчак Аллен, другой, имени которого я не знал. Нет, знал: Джоэль.

После того как Большая Рамона отчитала Жасмин, никто не вымолвил ни слова.

Не успел я приступить к изучению мыслей собравшихся, как в гостиную вошел Квинн. А Мона, гарпия в блестках, подобно серебряному лучу мелькнула в холле и направилась прямиком в одну из спален, точнее, в спальню тетушки Куин, поскольку других на первом этаже не было.

Само появление и внешний вид Моны вызвали в гостиной волну любопытства, но никто толком не успел разглядеть этого наглого маленького монстра.

Все внимание было приковано к Квинну. Он сел напротив меня, как раз в проеме массивных дверей, что вели в холл. По мере того как он внимательно оглядывал собравшихся в гостиной людей, простодушный молодой человек постепенно превращался в строгого хозяина дома. Но когда в гостиную вошла заплаканная сиделка Сайнди, он сразу вскочил на ноги. Сайнди – удивительно милая в своей белой накрахмаленной униформе и такая печальная – присела в дальнем углу, возле фортепьяно.

Потом появился шериф – полный и жизнерадостный мужчина. Я встречал его в ту ночь, когда умерла тетушка Куин. Следом за ним вошел человек, в котором я сразу узнал Грейди Брина, адвоката семьи. Пожилой, дородный, в тесной тройке в тонкую полоску. Именно таким описал его Квинн, когда рассказывал историю своей жизни.

– Так, дело серьезное, – шепотом сказал я.

Жасмин затряслась и вцепилась в меня обеими руками:

– Не отпускай меня, Лестат. Не отпускай. Ты знаешь, что́ меня преследует.

– Сладкий бутончик, пока я с тобой, никто до тебя не доберется, – шепнул я и нежными поглаживаниями постарался отвлечь ее, помешать ей осознать, что мое тело твердо, как мрамор.

– Жасмин, слезь с коленей этого мужчины, – шикнула Большая Рамона, – и приступай к своим прямым обязанностям домоправительницы. Говорю тебе – полагаться надо на себя, а не на кого-то другого!

Жасмин не подчинилась.

Два должностных лица, словно желая подчеркнуть, что они не являются членами семьи, пристроились в тени, поближе к сиделке Сайнди. Живот шерифа переваливался через оснащенный наручниками, рацией и кобурой ремень. Рация вдруг зашипела, но смутившийся хозяин моментально ее отключил.

Жасмин обняла меня левой рукой и прильнула всем телом, словно я собирался от нее избавиться. Но у меня не было такого намерения. Я погладил ее по спине и поцеловал в щеку. Прелестное создание. Она вытянула длинные гладкие ноги. Мысль о том, что Квинн однажды занимался с ней любовью и она родила от него сына, вдруг затмила все в моем разгоряченном, неустанно работающем, наполовину человеческом, наполовину вампирском мозгу. Воистину, нельзя проходить мимо человеческих прелестей. Таков мой девиз. Только надо стараться, чтобы это не привело к страшным последствиям для мира смертных.

– Если бы я только была с ней чуть добрее, – всхлипнула Жасмин. – Она не оставит меня в покое.

Малышка уткнулась мне в грудь, я обнял ее за плечи.

– Ничего не бойся, сладкий бутончик.

– О чем, черт возьми, вы говорите? – спросил Квинн.

Ему было больно смотреть на страдающую Жасмин. – Что происходит? Кто-нибудь может объяснить толком?

– Значит, появились новости о Пэтси? – поинтересовался я.

Именно это было причиной беспокойства всех собравшихся в гостиной. Мне даже не пришлось читать их мысли: все было как на ладони.

– Кажется, в этом все дело, – сказал Грейди Брин. – Большая Рамона, если уж Жасмин не в состоянии говорить, может быть, вы просветите нас.

– Кто сказал, что я не могу говорить! – возмутилась Жасмин, не поднимая головы с моей груди. – Вы думаете, я не могу рассказать, что видела своими глазами. Она подошла прямо к окну в мою спальню, вся в болотной ряске, мокрая насквозь. Думаете, я не знаю, что это была Пэтси? Думаете, я не узнала ее голос, без конца звавший меня по имени? Думаете, я не поняла, что покойница пришла по мою душу? Я лежала на кровати с маленьким Жеромом и боялась до смерти, что он проснется, а она царапала стекло своими красными ногтями и жалобно так твердила: «Жасмин, Жасмин…»