– Оставь ему жизнь, – шепнул я.

Куда там!

Чья-то рука опустилась на мое плечо. Я оглянулся. Передо мной стоял высокий телохранитель, слишком обдолбанный, чтобы понимать, что именно вызвало его подозрения и как ему на все это реагировать.

Квинн мгновенно оттащил его в сторону и обездвижил. Парень замер спиной к толпе, а Квинн принялся неторопливо пить его кровь. Что напомнила мне эта сцена? Склоненная к шее жертвы голова Квинна, который словно что-то шепчет на ухо этому олуху? Очень похоже.

Вечер в разгаре, толпа хохочет, пьет, сквернословит, официант налетает на меня со своим драгоценным подносом.

– Нет, спасибо, пить не хочется, – сказал я и не соврал.

Но мне нравился бледно-золотистый цвет шампанского в бокалах. Еще мне нравилось, как журчит и пульсирует вода в фонтане на террасе. Нравились светящиеся прямоугольники окон отеля, которые параллельными рядами поднимались к розовому небу. Нравились негромкие звуки саксофона, наигрывавшего самбу. И шорох листьев деревьев в расставленных по террасе кадках, на которые никто, кроме меня, не обращал внимания… Мне нравилось…

Телохранитель сутенера потерял равновесие, какая- то шестерка подсуетилась и, обрадовавшись представившейся возможности, поддержала его за плечо. Сутенер отдал Богу душу. Упс! Какой перспективный малый повис на перилах! Глаза Моны сверкали от возбуждения, вызванного наркотиками в крови.

– Принеси хозяину стул, – сказал я первому официанту, который попался мне под руку. – Передоз, а товар при нем.

– О господи!

Одна половина фужеров на его подносе врезалась во вторую. Клиенты обернулись на шум, начали переговариваться. Хозяин в конце концов соскользнул с перил на кафельный пол. Не очень хорошая реклама для работорговли.

Пора было убираться оттуда.

Бельэтаж отеля. Волшебный полумрак. Мрамор и золото светильников; лифт в зеркалах; магазин сувениров, забитый розовыми игрушечными монстрами; толстые стекла витрины; тротуар; брань и визгливый смех туристов; простодушные, опрысканные дезодорантами полуобнаженные люди всех возрастов в ярких обтягивающих обрывках трикотажа; бумажный мусор в водостоках; скрежет и рев машин, сворачивающих с Сент-Чарльз на набережную Канала.

Так много… Много хороших людей… Таких счастливых.

Мы вернулись в мою квартиру. Задняя гостиная. Мои возлюбленные на диване. Кровь очистилась от наркотиков. Я сижу за письменным столом лицом к дивану.

Я велел малышке переодеться. Черт возьми, это коротенькое блестящее платьице просто не давало мне сосредоточиться. А у нас были важные темы для обсуждения, причем незамедлительного.

– Ты серьезно? – возмутилась она. – Ты ведь не собираешься мне указывать, что я могу носить, а что – нет? Надеюсь, ты не думаешь, что я буду тебя слушать? Сейчас не восемнадцатый век, милый. Не знаю, в каком замке рос ты, но, уверяю тебя, я не сменю свой стиль на феодальный, что бы ты там…

– Возлюбленный босс, не мог бы ты, вместо того чтобы приказывать, просто попросить Мону переодеться! – сдерживая раздражение, сказал Квинн.

– Именно! – Мона наклонилась вперед, ложбинка между ее грудей под усыпанной блестками тканью стала еще заметнее.

– Мона, дорогая моя, – как можно более доброжелательно произнес я. – Ma chérie, красавица моя, пожалуйста, переоденься во что-нибудь менее соблазнительное. Ты так прекрасна в этом платье, что мне очень и очень трудно сосредоточиться. Прости меня. Кладу к твоим ногам мои постыдные чувственные порывы. Я Дитя Крови уже две сотни лет и мог бы за это время набраться ума и научиться сдерживать свои эмоции, чтобы не предъявлять к тебе подобные требования. Но, увы, в душе моей бушуют человеческие страсти, и, возможно, этот пожар никогда не угаснет. Именно этот огонь не дает мне сейчас сосредоточиться и делает беспомощным в твоем присутствии.

Мона нахмурилась и внимательно посмотрела на меня, пытаясь вычислить, не издеваюсь ли я над ней. Вычисления ни к чему не привели.

– Ты действительно можешь помочь мне найти Морриган? – прикусив нижнюю губу, с дрожью в голосе спросила она.

– Я не скажу ни слова, пока ты не переоденешься, – ответил я.

– Ты надменный деспот! – заявила Мона. – Ты обращаешься со мной как с ребенком или потаскухой. Я не стану переодеваться. Ты поможешь мне найти Морриган или нет? А теперь – решай.

– Это ты должна решать, а не я. Ты и ведешь себя как ребенок или потаскушка. Ты неуравновешенна и лишена чувства собственного достоинства! Никакого сострадания! Нам есть что обсудить, прежде чем мы приступим к поискам Морриган. Прошлой ночью ты вела себя не очень хорошо. А теперь переоденься, пока я сам тебя не переодел.

– Только посмей ко мне прикоснуться! Тебе же нравилось, когда все эти смертные самцы на вечеринке глазели на меня. Так чем сейчас тебя не устраивает мое платье?

– Сними его! Оно меня отвлекает.

– А если ты думаешь, что можешь поучать меня, как общаться с родственниками…

– В том-то и дело, что теперь они не просто твои родственники. Все изменилось и стало гораздо сложнее. Твои необоснованные эмоциональные припадки лишили тебя рассудка. Прошлой ночью ты бездарно использовала свою силу и исключительные возможности. А теперь переоденься.

– И что же ты сделаешь, если я не подчинюсь?

Глаза Моны сверкали.

Я обалдел.

– Ты забыла, чья это квартира? – спросил я. – Это я приютил вас, а не какой-то дядя! Если бы не я, тебя вообще бы не было!

– Давай, выстави меня на улицу!

Мона раскраснелась, подскочила к столу и нависла надо мной, испепеляя глазами.

– Знаешь, чем я занималась прошлой ночью, после того, как ты покинул нас только потому, что влюбился в Роуан? О, да, ты без памяти влюбился в доктора Долоросу[19]. Ладно, угадай, чем я занималась! Я читала твои книжки, эти твои сентиментальные, приторные, слезливые «Вампирские хроники», и поняла, почему те, кого ты провел через Обряд, презирают тебя! Ты обращался с Клодией как с куклой, потому что у нее было тело ребенка! А зачем вообще делать из ребенка вампира?..

– Замолчи! Как ты смеешь?!

– А твоя мать? Ты провел ее через Обряд Тьмы, а когда она захотела обрезать свои длинные волосы и носить мужскую одежду, ты запретил ей. И это в восемнадцатом веке, когда женщины должны были разгуливать в платьях, похожих на торт. Ты аристократичное чудовище!

– Ты оскорбила меня, надругалась над моими чувствами! Если ты не прекратишь…

– И я понимаю, почему ты так распалился из-за Роуан.