И не замечал, что от его злых слов пузырится не только вода, но и камень, на который попадала чистая струя.

Грохнул пустой кувшин тут же, об пол, брезгливо оттёр об рубаху руки и вернулся к другу. За его спиной пёс обнюхал почти высохшую лужу, помотал головой и… свободно высунув нос наружу из прохода, поводил им, принюхался. Пробежался по коридору туда-сюда, углубился в одно из ответвлений, закружился на месте, будто взял след, но дальше пройти не смог — уткнулся в новую решётку. И только тогда вернулся в пещеру.

Отплакавшись, заглушив жажду, поев, Мари уснула, словно сомлела, положив голову на плечо Пьера. Ничего удивительного. Малышка промаялась не одни сутки, боясь сомкнуть глаза, отбивалась от крыс, жила в вечном страхе. Возможно, у неё на глазах творилось нечто непотребное и страшное — приходил же сюда этот ужасный Он, да и бурые пятна под ногами Старухи, похоже, недавнишние… И вот теперь девочка уверовала, что спасена, и позволила себе забыться. Назар присел на корточки и озвучил то, что давно вертелось на языке:

— Ну, вот, мы её нашли. А дальше что? Засиживаться нам тут ни к чему. Но только клубка-то нет, куда пойдём?

Рядом негодующе фыркнул пёс. И пристукнул лапой, скрежтнув когтями по камню.

— Он выведет, — уверенно сказал Пьер. — Глянь на него: не иначе где-то почуял выход или людей, видишь, как вперёд рвётся? Пошли, я её донесу. В ней весу-то…

И стиснул зубы. В глазах его Назар увидел отражение собственного гнева к загадочному похитителю.

Оставаться на месте, дожидаясь, пока Маришка проснётся и пойдёт сама, смысла не было. У неё и силёнок-то не осталось, у этакой мышки, всё одно придётся на себе волочить, так чего тянуть-то?

— Добро. Тогда я несу свет и по сторонам поглядываю, охраняю, а потом тебя сменю. Псина, ты ведёшь. Пошли.

И пёс, явно всё поняв, встрепенулся и потрусил к выходу.

Проходя мимо злобной деревянной статуи, он вновь злобно рыкнул. Пьер, лишь сейчас толком разглядев статую, вдруг оторопел:

— Откуда такая страхолюдина? Вылитая наша хозяйка, только старая… А это… это что у неё под ногами, а?

И побелел, вспомнив ни с того, ни с сего, о двух девушках, выловленных из Сены. Мёртвых да обескровленных. Судорожно вздохнул. Похоже, ему, как и Назару не так давно, хотелось плюнуть в сторону гадкой старухи, или хотя бы погрозить кулаком; но он лишь крепче прижал к себе драгоценную ношу и сжал губы.

— Ещё разберёмся, — угрюмо ответил Назар, всем сердцем чувствуя кипение его чувств. — Ей-богу! Сам сюда брата Тука приведу. Непотребные дела тут творились.

Откуда-то донёсся отдалённый вой не вой, стон не стон — будто ветер заныл в перекрытьях. Парни вздрогнули — и поспешили к выходу.

Пес, нервно оглядываясь на ходу, уже мчался впереди, по коридору, в сторону, противоположную той, откуда они пришли. Отроки едва поспевали. Назар бежал и чувствовал, как леденеет затылок, и волосы становятся дыбом — будто от чьего-то злобного взгляда, пронизывающего известняковые толщи, видящего его, мальчишку, покусившегося на чужую добычу. Он где-то здесь… Он приближается…

С размаху они налетели на новую решётку. Назар судорожно оглянулся, но побратим уже нащупывал у стены ногой нужные плиты. Если повезёт, и здесь такой же запирающий и открывающий механизм. Только бы нашёлся. Только бы не подвёл… Совсем рядом, как показалось, а на самом деле — в конце прохода, от места, где они миновали первую решётку, послышался жуткий скрежет. И донеслось глухое рычание, перемежаемое с ругательствами на округлом бриттском наречии.

Образ чудовища, прыгнувший в тот момент в голову Назара, был настолько ужасен, что он едва не упустил из ослабевшей руки фонарь. То ли сработало слишком сильное воображение, то ли непрошено включился дар видящего, но только показалось, что протискивается под решёткой, отчего-то поднявшейся лишь наполовину, некто громадный, человекоподобный, но с мордой полуволка-полунетопыря, с когтистыми лапами, жутко торчащими из обычных рукавов обычного камзола… Почему-то больше всего пугало, что чудовище было обряжено, как человек, хоть дорогая одежда трещала на нём по швам — казалось, мощное тело так и распирает от бугрящихся мышц, а те надуваются всё больше, больше…

Охнув, парнишка зажмурился и потряс головой, стараясь отогнать наваждение.

Пьер, наконец, ударил каблуком по нужной плитке, нырнул под взвившуюся решётку; повинуясь какому-то чутью, в доли секунды нашарил одной рукой рычаг на стене, удерживающий в пазах острое железо, и держал, держал, пока вслед ему не проскользнул побратим. А вот пёс… Пёс, развернувшись и злобно рыча на невидимого противника, готовился, похоже, принять бой. Но Пьер рявкнул на него злобно;

— Куда? А нас кто выведет?

И тот, очнувшись, отпрыгнул под уже опускающиеся острия. Успел.

Назару совершенно не хотелось смотреть, какой из себя этот Он, и как он будет бесноваться, обнаружив пропажу в оставленной ими пещере. К тому же, если у Него получилось открыть одну решётку, вторая его задержит ненадолго. А потому — недолго думая, поспешил вслед за псом. Он вовсе не считал себя рыцарем или Воином Света, всё, что он хотел — вынести девушку наверх, к людям, где ей помогут. А с Ним — пусть разбираются настоящие герои…

***

Лорд Уильям Сесил, барон Беркли, глава правительства королевы Елизаветы Английской, очнулся, наконец, среди мрачных сырых коридоров и заставил себя думать. Думать. А не трепыхаться, в бессильной злобе расходуя драгоценную энергию.

Оттягиваемый из недр, из каменных пластов, запас магии постепенно восстанавливался. Если для кого-то подземелье казалось пустынным, то для создания Тьмы здесь было полно пищи, щедро разбросанной Смертью за сотни лет существования каменоломен. Похороненные под завалами породы или обрушенными сводами, забитые надсмотрщиками, заморенные голодом, умершие от болезней или от забившей лёгкие каменной пыли, рабы, вольные камнетёсы, каторжники — все, усеявшие своими телами Лютецкие катакомбы, имели одно общее: они умерли не только без должного погребения, кое-как присыпанные породой, а то и сгинувшие безвестно, но и без покаяния.

Золотое дно, бездонный колодец Силы, высасываемой тёмным существом из неприкаянных душ, до сих пор томящихся в подземелье.

Однако совсем недавно он слишком расточительно использовал магию для допроса феи в мире грёз, и теперь придётся слишком долго восстанавливаться. Кто ж знал, что объявится проклятый фамильяр с освящёнными когтями!

Капля за каплей, скапливаясь в ручейки, текла к нему из самых разных закоулков лабиринта энергия недожитых жизней, и вот постепенно мощь Уильяма Сесила возрождалась. Но медленно, ах, как медленно! Потому-то, призвав на помощь благоразумие, но, главным образом — терпение, прекрасную христианскую добродетель (барон усмехнулся) он заставил себя ждать. Не тратить силы понапрасну на слепое кружение в темноте, а накопить магии в достаточном объёме, чтобы затеплить огонь, оживить, наконец, внутренний компас — умение ориентироваться и выходить к цели в любой среде, куда бы ни занесло.