советов Сибири и Дальнего Востока чаще всего не числятся среди организаторов партизанского движения. Высказано мнение, что они не обладали тем сплавом уникальных качеств, который был у признанных повстанческих вожаков: «храбрость, твердая воля, умение говорить с людьми на их языке, знание таежных условий, опыт участия в военных действиях» и заметный личный авторитет[955]. Поэтому С. Г. Лазо, В. И. Манторов, А. А. Ширямов и многие другие крупные коммунисты долгое время просто скрывались от властей. Создавали же отряды совсем другие люди, и наполняли их недовольные крестьяне, а основная масса бывших красногвардейцев, похоже, предпочла отсидеться и дождаться свержения белых. К. К. Байкалов отмечал: «Огромное же большинство [сотрудников советской власти], в том числе и старые подпольщики, после чешского переворота… предпочитали проживать „в подполье“, как известно, большинство из них провалились и без всякой пользы погибли»[956].

Положительной программы партизаны обычно не имели, а воевали «против». Против властей с их обременительными повинностями и нередким произволом; против зажиточных казаков и горожан; против обеспеченного землей старожильческого населения; против присутствия войск интервентов, посмевших вмешаться во внутренний российский конфликт. Когда в Минусинском уезде один из местных кооператоров спросил П. Е. Щетинкина, какие у него лозунги, тот отвечал: «Я иду против милиции, против казаков, против Колчака»[957].

Основой отрядов были бедные и средние крестьяне. Однако наличие значительного числа зажиточных мужиков среди повстанцев вряд ли правильно объяснять преимущественно партизанскими мобилизациями[958]. Один из роговцев описывал сход в захваченной ими деревне Ларионовке, где сначала собравшиеся одобрили казнь писаря Телешева и еще двух «врагов», а затем с наиболее убедительной агитацией против белых выступил крепкий хозяин З. П. Блохин: «Вы знаете, что я, Захар Блохин, имею два дома, машины всяки, 15 меринов запрягаю, да хлеба два амбара насыпано – и то пошел… потому что Колчаковску власть ненавижу. Хочу свою иметь власть, Советску власть, здесь на месте. <…> Если вы с нами, седлайте лошадей и поедемте, а если нет, то мы воевать будем с вами». После этих слов Блохин вытащил из ножен австрийский штык и закончил свою речь так: «Я вот этим чинжалищем сначала богатеям всем вашим пузы распорю, а потом перейду [к тем], которые победнее, а потому это, что вы не [о]сознаете». После схода в партизаны записалось до сотни ларионовских мужиков, в том числе много фронтовиков, а также 50 подростков и стариков[959].

В поддержавшей Зиминское восстание деревне Шадрино был известен бежавший к партизанам Н. Прибытков, обладатель наиболее зажиточного дома в селении[960]. Самый богатый крестьянин села Верхние Чёмы Бугринской волости Новониколаевского уезда, Е. Р. Рябчинков, хранил со времен «первой» советской власти типографию и укрыл двух сыновей от мобилизации[961]. Как вспоминал В. Г. Яковенко, зажиточные крестьяне обували и вооружали повстанцев, вели разведку, помогали партизанским семьям[962].

Исследователь А. А. Штырбул отнес к зажиточным вожакам только алтайского партизана З. С. Воронова-Трунтова, проигнорировав партизан-тасеевцев, происходивших – в лице верхушки – из весьма богатых крестьян. Яковенко обвинял В. Кренца, выходца из торговцев, в том, что он защищал село Шеломки, поскольку имел там два дома и скот[963]. В мемуарах Т. Е. Перовой сказано, что среди партизан Перовской волости Канского уезда очень зажиточными крестьянами были и начальник отряда М. В. Александров («редкой даровитости самородок»), и хорошо политически подготовленные братья В. И. и Ф. И. Саломатовы[964]. Командиром Кизирского полка был сын владельца прииска П. Д. Колотилкин. Пресса отмечала, что к партизанам, устроившим в июле 1919 года настоящую резню в Масловской волости Каинского уезда, «примкнули и некоторые богачи-крестьяне, которые вместе с красными грабили других состоятельных людей»[965].

Богатые крестьяне оказывались в отрядах повсеместно: немало их насчитывалось среди мамонтовцев, а среди видных командиров Забайкальской дивизии Я. Н. Каратаева (Коротаева) был Зиновий Шкловский, бывший владелец кожевенного завода в Сретенске[966]. Вождь партизан Тобольского севера П. И. Лопарёв происходил из богатых крестьян. Владелец хутора стоимостью в миллионы рублей 65-летний А. А. Силин вместе с четырьмя сыновьями ушел к партизанам Приморья, после чего белые сожгли его хозяйство; многие партизаны в отряде Ильюхова пришли из «очень зажиточного» приморского села Бровничи[967]. Как позднее отмечал маршал В. К. Блюхер, среди дальневосточных повстанцев «было много и кулаков», «дравшихся не за то, чтобы потом идти в колхоз… а за то, чтобы выгнать японцев с русского ДВК [Дальневосточного края]»[968]. В Амурской области в 1918–1919 годах социальный состав партизан был следующим: крестьяне – от 80 до 85%, в том числе середняки – 50–55%, кулаки – 5–10%; красногвардейцы не из местных – 8–10%; рабочие из городов и железнодорожники – 5–10%[969].

К исходу 1919 года в Сибири насчитывалось до 70-80 тыс. партизан. Среди них хватало и зажиточных крестьян, попадались даже священнослужители. Основной причиной сознательного участия небедного населения в партизанщине было стремление спасти себя, близких и имущество от повстанцев, хотя мотивы установления мужицкой власти, мотивы солидарности с «обчеством», желание избежать уплаты повинностей, жажда легкой наживы, мщения карателям, а также родственные чувства тоже имели немалое значение. Забайкальский партизан С. Фалилеев писал, что кулаки «фактом повстанчества стремились гарантировать целость своего добра»[970], а кроме того, выделял стремление сельской и городской буржуазии воевать под патриотическими лозунгами против иностранных войск на своей земле, однако тут же заявлял, якобы «удельный вес этой группы в движении был крайне ничтожным». Но также Фалилеев сетовал, что «повстанчество кулацких слоев одновременно было и фактором, ослабляющим этот общий процесс политического расслоения деревни»[971].

Вожди партизан были с опытом участия в мировой войне, обычно из унтеров, не робкого десятка, смышленые, нередко с наградами, по-крестьянски хитрые и мечтавшие о мужицком царстве (или республиках) с собой во главе – действительно, по меткому слову И. Г. Эренбурга, «внучата дедушки Пугача» (см. ниже)[972]. В партизаны охотно шли и составляли деятельное ядро дезертиры, бедняки-неудачники, люмпены, пьяницы, воры. Много было авантюрного и случайного народа, делавшего карьеру. Комиссаром армии Е. М. Мамонтова стал его приятель и большой любитель самогона Романов (взявший себе фамилию Богатырёв), о котором и поныне толком ничего не известно, даже инициалы[973]. Подрядившийся красить церковь Тимофей Рагозин вместо работы ушел в запой, где-то бродил, а проспавшись через несколько дней, обнаружил себя в селе Ной, занятом баджейскими партизанами[974], среди которых он, поначалу на всякий случай арестованный, впоследствии стал заметной фигурой – местным поэтом и агитатором. Секретарем