Он подхватил увесистую сумку, подозрительно позвякивающую бутылками, и повел нас по дорожке в сторону речки. Шли мы довольно долго, минут сорок, не меньше. Тропинка вилась вдоль воды, и мои каблуки постоянно проваливались в сырую глину, следовало надеть кроссовки, но они совершенно не подходили к моему брючному костюму. У Алины была та же проблема. Она подвернула брюки и шла на носочках, спотыкаясь и чертыхаясь по пути.

На этом наши испытания не закончились, дальше пошло еще хуже: мы влезли в гущу камышей и чвякали по жиже, распугивая лягушек. Не все амфибии желали освободить нам дорогу, находились смелые особи, которые не прыгали в воду при нашем появлении, а оставались сидеть на узкой полоске притоптанного камыша. Они нагло нас рассматривали выпученными глазками и возмущались громким кваканьем, когда их настигала нога впереди идущего Петрова.

– Сусанин, куда ты нас завел? Я, между прочим, на смотрины приехала! Как я такая, грязная по колено, жениху покажусь? Ужас! Вся в тине! Еще несколько метров – и сама квакать начну. – Алина ступала осторожно, тщательно подбирая место, чтобы поставить ногу и при этом не наступить на лягушку. – Надо же, сколько этих тварей развелось. Французов на вас нет. А что, это идея! Построим здесь на берегу цех по переработке лягушачьих лапок и займемся экспортом деликатеса в страны дальнего зарубежья. Денег заработаем. Или нет, дадим в Интернете объявление: «Туры для гурманов. Неделя изысканной французской кухни по цене ниже средней. Культурная программа гарантирована». Как тебе? Повалят?

– Повалят, – ответила я Алине и обратилась к Юре: – По-моему, вы с Олегом переборщили: при всем своем желании ваш немец не выберется из этого чертова логова.

– Милые дамы, а мы уже пришли. – В этот же миг, как по мановению волшебной палочки, камыши расступились и мы оказались на поляне.

Даже не на поляне, а на зеленом лугу с изумительно шелковой травой. Две раскидистые ивы росли у самой воды, опустив в нее длинные гибкие ветви. Нежная зелень листвы сливалась с голубизной тихой речушки. Здесь тоже надрывались лягушки, но их звуки больше напоминали мелодичную песню, чем заурядное кваканье. Вот что делает красивая природа. Рай, да и только!

На воде расходились круги, и слышались всплески от выныривающей на поверхность рыбы. Должно быть, ее в этом месте видимо-невидимо, после зимы она голодная, и ловиться должна на голую леску. Да, здесь можно не то что три дня провести, лета не хватит.

Чуть повыше, на косогоре, стояла палатка. Рядом потрескивал костер, дымок поднимался вверх, разнося аппетитный шашлычный запах. От этого аромата у меня потекли слюнки. Алина тоже повела носом. Мы разом вспомнили, что дневные хлопоты нам так и не позволили толком пообедать, и сейчас есть хотелось чрезвычайно.

– Ау, Робинзоны, мы пришли! – оповестил Петров о нашем прибытии.

«Робинзоны», расположившиеся на подстилке перед костром, повернули в нашу сторону головы. Их отчего-то оказалось не двое, как мы ожидали, а трое. Причем третьей в компании была белокурая пышноволосая девица лет двадцати. Вся троица находилась в той стадии подпития, когда этикет напрочь забыт, условности отброшены в сторону, все друг друга глубоко уважают и обожают.

– О, мои девчонки приехали, – подскочил к нам Олег и принялся чмокать нас поочередно в щечки. – Познакомьтесь, друзья, моя жена Марина и ее подруга Алина. Алина и Марина. В рифму. Прошу любить и жаловать. Жаловать и любить, – глупо хихикал подвыпивший Олег. – А это Густав Шульц и Анечка. Анечка и Шульц.

Девица хмыкнула, смекнув, что мы являемся ее конкурентками, и попыталась поправить коротенькую юбку, не рассчитанную на то, чтобы в ней садиться. Мужчина, лежавший на подстилке, приподнялся на локтях, не в силах принять вертикальное положение. Состояние его оценивалось как среднетяжелое, то есть сидеть он мог, а встать уже не удавалось.

Густав показался мне огромным как великан. Его глаза закрывали затемненные очки в маленькой круглой оправе, которые терялись на широком лице и выглядели как поросячьи глазки. Выпуклый живот оттопыривался под яркой майкой. Рыжие волосы покрывали его руки, грудь, шею, колени, выглядывающие из-под коротких штанин его шорт. Короче, они торчали отовсюду. Если бы меня спросили, кого мне напоминает гость, я бы, не задумываясь, ответила: «Передо мной изрядно ожиревший снежный человек».

Выходит, я обманула Алину, Шульц никогда не был у нас с Олегом в гостях, такое чудо природы я бы определенно запомнила.

– Алина, смотри, почти как мы мечтали, – толкнула я под бок подругу. Она заметно погрустнела.

– К столу, к столу, – звал нас Олег. – По шашлычку, да под водочку. Милые дамы, мы по-рыбацки, шампанское под карасей не пьем. Не обессудьте!

Он выставил для нас рюмки, а Густаву плеснул на дно пивной кружки. Сколько же нужно влить в этого громилу спирта, чтобы он захмелел? Но похоже, здесь на высокоградусных напитках не экономили. Немец был возбужден и игрив. Он постоянно и намеренно падал на девицу, пытаясь пристроить свою голову на ее коленях. Она визжала и сбрасывала его на подстилку, при этом зычно звала:

– Гусь-Гусь! Гу-у-усь!

– Она – кто? Из местных аборигенов? Птицу здесь пасет? – наклонившись к Олегу, тихо спросила я.

– Нет, это она так Густава зовет. Вообще-то она к нам в ресторане прилипла. Как я ни отбивался, ничего поделать не смог. Шульц выпил, сказал, что без нее никуда не поедет, уперся рогом – и ни в какую, пришлось взять. Но ты успокой Алину, эта девчонка ей не соперница. Завтра отправим ее домой. Ну, ты меня понимаешь, есть женщины для души, а есть для тела. Эта из последних.

– Алина сейчас другим озабочена. По-моему, ей Густав как-то не очень.

– Это она зря. Он парень хороший. Хотя и выглядит как снежный человек, жуткий снаружи, но в душе добрее не сыщешь. – Олег разлил еще по емкостям и обратился к Алине: – Душечка, наш заморский гость, Густав Шульц, еще не слышал, как наши женщины умеют петь. Спой, светик, не стыдись.

Алина незаметно и больно наступила ему на ногу, настроение у нее было изрядно подпорчено, это бросалось в глаза, но при этом она любезно ответила:

– Я сегодня не в голосе, тембр не тот.

– Ну спой, пожалуйста, – обиженно пробурчал Олег, потирая ступню. – Ради тебя же стараюсь.

– И правда, у вас есть традиция петь, когда пить, – подал голос Густав, пытаясь принять сидячее положение. На этот раз ему это почти удалось, девица любезно подставила плечо, и Шульц возложил на него свою голову.

– Хорошо, но не ругайте меня, если что не так, – и Алина откашлялась, дождалась тишины и внезапно заголосила: – «Шумел камыш, деревья гнулись, и ночка темная была. Одна возлюбленная пара…»

Мы с Олегом скорчились от смеха, пытаясь незаметно отползти в сторону, чтобы Алина этого не заметила и не обиделась. Но она, не обращая на нас никакого внимания, пропела все куплеты и окинула присутствующих выжидающим взглядом. Шульц восторженно зааплодировал, вслед за ним и мы принялись хлопать в ладоши.