— А мне вот скоро тринадцать будет, а я еще не влюблялась, —тихо сказала Степанида.

— Стеша, а когда у тебя день рождения?

— Двадцать третьего июня.

— Значит, отмечать его ты будешь в Париже!

— Ой, мамыньки, я и забыла совсем. Ну надо же… Знаете, ЮлияАрсеньевна, мне все как-то не верится… И я не знаю, как там будет…

— Там будет хорошо! Там будет просто восхитительно, можешьмне поверить. Лето, Париж… Да я в твоем возрасте даже мечтать ни о чем подобномне могла, так что ничего не бойся, а просто наслаждайся жизнью.

— А на самолете небось страшно летать?

— Страшно? Не знаю. Я всегда любила летать. Это такпрекрасно — села в самолет, и через два-три часа ты уже в другом городе или вдругой стране. Выходишь из самолета — и сразу ощущение чуда. А когда на поездетащишься, в тесном купе, иной раз такие попутчики попадутся, что не дай бог… Стеша,ты еще никогда не летала?

— Нет. Только на поезде…

— Вот видишь, сколько интересного тебе предстоит. И первыйтвой полет будет не куда-нибудь, а в Париж! Ты счастливая, Степанида! Тьфу,тьфу, тьфу, чтоб не сглазить!

Они еще довольно долго беседовали, пока Степанида занималасьхозяйством. Потом она понеслась домой. Встретила ее Матильда.

— Где ты была? — сурово спросила она.

— Мы с Алкой… — начала Степанида.

— Не ври! Я Алку встретила!

— И чего?

— Ничего! Степанида, колись!

— Да я…

— Покажи дневник! — неожиданно потребовала Матильда.

Степанида, облегченно вздохнув, полезла в сумку задневником. Там все было в порядке. Пятерки и четверки. С точными науками онавполне справлялась сама, а с историей и литературой ей здорово помогала ЮлияАрсеньевна, так что дневник она могла предъявить сестре вполне спокойно.Матильда пролистала дневник.

— Странно, — пробормотала она.

— Что странно, Мотя? Что я хорошо учусь? Я развепридурочная?

— Ты не придурочная, нет, но сейчас явно придуриваешься!Говори, где тебя носит? Мне тетя Тася сказала, что ты после школы где-тошляешься, домой поздно приходишь. Что это значит? Говори, Степанида, а не товместо Парижа в Харьков отправишься. Со мной шутки плохи! Я не для того тебя ксебе взяла, чтобы ты с дурной компанией спуталась.

Степанида молчала.

— Что молчишь? Придумываешь, как бы половчее соврать?

— Мотя, ты почему орешь?

— Я не ору!

— Ты попросила показать дневник, думала небось — там однипары да колы?

— Знаешь, я не уверена, что это не поддельный дневник! Я,пожалуй, завтра в школу наведаюсь, с учителями поговорю! А то с тебя станется!

Степанида расхохоталась.

— Ты чего? — насторожилась Матильда.

— Иди, Мотя, иди в школу! Только потом будешь у меня прощенияпросить!

— Прощения просить? Интересно, за что?

— За ложные обвинения, вот! Потому что я и вправду хорошоучусь. Я, Мотя, способная, а ты и не заметила.

— Я заметила, еще как заметила! Способности у тебя и впрямьредкие, особенно если вспомнить историю с теми несчастными долларами…

— Сколько можно одно и то же вспоминать! И потом, все ведьхорошо кончилось.

— Ладно, пусть, но только ты мне зубы-то не заговаривай.Куда тебя после школы носит? Имей в виду, я ведь все равно узнаю, у меня тожекак-никак детективный опыт есть, поэтому лучше сама признайся.

Степанида смотрела на нее исподлобья и молчала.

— Не скажешь? Жаль. Я так хотела показать тебе Париж…

— Знаешь, как это называется? — разозлилась Степанида. —Шантаж!

— Ах вот что? Шантаж? А как твое поведение называется, вотчто я хочу узнать! И, между прочим, если бы в твоем поведении ничего плохого небыло, не стала бы ты так таиться!

— Хорошо, — решилась вдруг Степанида. Париж есть Париж! —Так вот, пусть тебе будет стыдно! Если хочешь знать — после школы я работаю.

— Работаешь? — ахнула Матильда. — Кем?

— Ну, этой… помощницей.

— Помощницей? И кому ты, интересно знать, помогаешь?

— Одной пожилой тетеньке.

— Какой еще тетеньке?

— Я ж говорю — пожилой!

— Степка, ты правду говоришь?

— А то!

— И тебе за это платят?

— А как же! Вот! — Она подскочила к письменному столу,вытащила оттуда зеленую кожаную коробку от подаренных Матильде Олегомшвейцарских часов и достала голубой конверт. — Вот, это я заработала!

Матильда пересчитала деньги и вздохнула с облегчением. Денегбыло немного.

— Степа, но зачем? Тебе что, денег не хватало?

— Хватало. Но я хотела иметь свои, заработанные… — Она чутьбыло не сказала про компьютер, но промолчала, а то Мотька могла ее не такпонять.

— И что это за тетенька?

— Одна знакомая. Такая хорошая…

— Но как ты ее нашла?

Эх, говорить так говорить!

— Мне тетя Липа эту работу нашла!

— Тетя Липа? — ахнула Матильда.

— Да, я ее попросила, и она нашла мне эту работу. Междупрочим, она меня поняла.

— И кто эта женщина?

— Ты ее дочку знаешь. Артистку Пивоварову.

— Пивочку? — воскликнула Мотька. — Так ты у ее мамыработаешь?

— Ну!

Мотька пребывала в растерянности.

— И что же ты там делаешь?

— Всего понемножку. Убираюсь, в магазин бегаю, в аптеку, всбербанк за квартиру платить, на почту… А Юлия Арсеньевна меня всему учит,манерам там разным, говорить правильно, вилку и нож правильно держать. Она…Знаешь, Мотя, она такая хорошая, как родная… Если не веришь, можешь ейпозвонить хоть сейчас. Она так за меня обрадовалась, что я в Париж еду…

Мотька улыбнулась.

— Еду?

— Едешь, едешь! — успокоила ее Матильда.

Время летело с бешеной скоростью. Оказалось, что до отъезданадо переделать кучу дел, но Матильда со Степанидой спокойно все обдумали,распределили обязанности и в результате все успели. Более того, Матильдапознакомилась с Юлией Арсеньевной. И та наговорила ей столько хороших слов проСтепаниду, что Матильда ощутила настоящую гордость за свою двоюроднуюсестренку.