Пожалуй, то была моя единственная беседа с матерью – насамом деле даже не беседа, ведь я-то не проронил ни слова.

Однако она была права: три ее тетки и два дяди давно ужепоселились под нашим кровом, под охраной мощных стен замка, и проводили свои дни,ни в чем не зная нужды. Всегда великолепно одетые в новейшего покроя одежду,сшитую из самых модных тканей, купленных в городе, старики наслаждались всемипрелестями изысканной дворцовой жизни, которые можно было вообразить. Долженпризнаться, что, постоянно прислушиваясь к их разговорам, я не получал ничего,кроме пользы: они многое знали обо всем мире.

Здесь же, в замке, жили и дяди отца, но, разумеется, оничувствовали себя более непринужденно, ибо это были их земли, родовые владения.Сей факт, а также, я полагаю, участие в большинстве героических походов наСвятую землю давали им право – или так им представлялось – по любому поводувступать в споры с отцом. Причиной ожесточенной перепалки могли стать какпирожки с мясом, поданные к ужину, так и обсуждение чересчур смелых, вызывающихсмятение умов идей современных художников, нанятых отцом во Флоренции дляросписи нашей маленькой церкви.

Помимо пристрастия к стеклянным бокалам еще одним увлечениемотца в современной жизни было творчество художников.

Наша маленькая церковь в течение многих веков оставалась безросписи. Она была возведена, как и четыре башни замка и все окружающие егокрепостные стены, из столь распространенного в Северной Тоскане светлого камня.Цвет его в отличие от серого, словно грязного, темного камня, который так частоможно увидеть во Флоренции, почти совпадает с оттенком нежнейших чайных роз.

Но еще в моем раннем детстве отец привез из Флоренцииталантливых молодых художников, обучавшихся живописи вместе с Пьеро деллаФранческа и ему подобными. Им было поручено расписать стены церкви фресками насюжеты из прекрасных сказаний о святых и библейских героях, собранных в такназываемой «Золотой книге».

Не отличаясь богатым воображением, отец в своем замыслеисходил из того, что видел в церквах Флоренции, и поручил этим людям изобразитьлегенды об Иоанне Крестителе – святом покровителе нашего города и собратеГоспода нашего. Таким образом, в течение всех последних лет моей жизни замковаяцерковь Святой Елизаветы постепенно украсилась изображениями святой Елизаветы,святого Иоанна, Девы Марии, Захарии, а также великого множества ангелов; всеони были облачены в лучшие флорентийские одежды по моде того времени.

Именно достоинства такой «современной» живописи, столь непохожей на более сложное, утонченное искусство Джотто или Пиппи, оспаривалипрестарелые тетушки и дядюшки. Что же до местных сельских обывателей, едва лиони вообще разбирались в особенностях художественного творчества – ихвосприятие искусства сводилось к тому, что во время венчаний и крестин церковьв целом внушала им благоговейный трепет, а в таком случае все прочее не имелозначения.

Сам я, разумеется, был счастлив тем, что имею возможностьнаблюдать, как создаются восхитительные фрески, и проводить время сживописцами. Все эти художники покинули нас задолго до того дьявольскогоубийства, которое оборвало мою едва успевшую начаться жизнь.

Во Флоренции мне довелось видеть множество величайшихпроизведений искусства. Я любил бесцельно бродить по городу, разглядываявеликолепные изображения ангелов и святых в капеллах богатых кафедральныхсоборов. А однажды – во время одной из поездок с отцом во Флоренцию – мнепосчастливилось в доме самого Козимо повстречаться с великим Филиппо Липпи.Из-за буйного нрава этого художника содержали там под замком, чтобы заставитьего завершить картину.

Я был глубоко потрясен этим ничем внешне не примечательным,но неотразимо привлекательным человеком, его манерой спорить, способностьюплести тайные интриги и пускаться на любые ухищрения, вплоть до притворнойвспышки яростного раздражения, в стремлении добиться разрешения выйти запределы дворца. Стройный, величественный Козимо только улыбался и тихим голосомуговаривал художника успокоиться и вернуться к работе, заверяя, что тот будетдоволен, когда закончит свое творение. В конце концов ему удалось убедитьвеликого живописца.

Филиппо Липпи был монахом, но женщины приводили его в полноенеистовство, и все знали об этом.

Откровенно говоря, он принадлежал к числу неисправимыхдамских угодников. Именно из-за неудержимой тяги к представительницам слабогопола он стремился выскользнуть из дворца. В тот же наш приезд вечером за ужиномв доме Козимо кто-то даже высказал предложение осчастливить Филиппо, заперев вего комнате нескольких женщин. Не думаю, что Козимо последовал такому совету.Соверши он нечто подобное, его враги немедленно разнесли бы эту важную новостьпо всей Флоренции.

Хочу особо подчеркнуть одно весьма важное обстоятельство.Моя память навсегда запечатлела тот краткий миг, когда я имел счастливуювозможность лицезреть гениального Филиппо. Да, он был истинным гением и таковымостанется для меня вовеки.

– Ну и что же именно тебе так в нем понравилось? –спросил меня отец.

– Он и плохой, и хороший одновременно, – ответиля. – И одно теснейшим образом связано с другим. Я понимал, какая борьбапроисходит в его душе! И я видел некоторые его работы, например ту картину,которую он писал вместе с Фра Дкованни (с тем художником, которого позже вовсем мире нарекли Фра Анджелико). И заверяю, что Филиппо просто великолепен.Иначе разве стал бы Козимо терпеть такое его поведение? Да ты ведь и сам всеслышал!

– А Фра Джованни – святой? – задал еще один вопросотец.

– Хм-м-м… Конечно. И знаешь ли, это прекрасно. Но ты,надеюсь, заметил, какие муки испытывал Фра Филиппо? Хм-м-м… Мне этопонравилось.

Отец удивленно приподнял брови. В свою следующую, ипоследнюю, поездку во Флоренцию он взял меня с собой, чтобы посмотреть всекартины Филиппо. Тот факт, что отец помнил о моем интересе к этому художнику,поразил и тронул меня до глубины души. Мы посетили несколько домов, дабыполюбоваться самыми красивыми картинами, а затем отправились в мастерскуюФилиппо.

Там мы увидели, что работа над запрестольным образом«Коронование Богоматери», заказанным Франческо Мариньи для флорентийскойцеркви, близка к завершению. Едва бросив взгляд на эту картину, я чуть не упалзамертво – такой восторг и восхищение вызвала она во мне.

Я не мог сдвинуться с места – только всхлипывал и утиралслезы.

Никогда в жизни не довелось мне видеть что-либо прекраснееэтого полотна: огромная толпа людей с застывшими, исполненными внимания лицами,великолепная группа ангелов и святых, по-кошачьи грациозные женщины и стройныефигуры небожителей-мужчин. Зрелище буквально привело меня в исступление.

Позже отец предоставил мне возможность посмотреть еще двеработы гения – сюжетом для обеих послужило Благовещение.