– Пеняй на себя, Витторио. Во всем виновата твоястрасть к чтению. Начитаешься книг, а потом кошмары снятся.

Итак, я подчеркиваю, сон был забыт.

К Пасхе вся деревня купалась в цвету, словно природа тожеготовилась к празднику. Первым предвестником грядущего ужаса – хотя в тотмомент я еще этого не понимал – стало весьма зловещее событие: все деревушки,стоявшие ниже по склону нашей горы, внезапно опустели.

В сопровождении двух охотников, егеря и солдата мы с отцомспустились туда верхом и сами убедились, что крестьяне из этих селений покинулисвои жилища и забрали с собой всю живность. Похоже, с момента их ухода прошлоуже несколько дней.

Вид этих покинутых крошечных деревушек внушал ужас.

В сгущающихся теплых сумерках мы повернули лошадей итронулись в обратный путь. К нашему великому удивлению, двери домов во всехостальных поселениях, мимо которых мы проезжали, были накрепко заколоченыдосками. Сквозь щели ставен не проникал ни единый лучик света, а из труб невился красноватый дымок.

Разумеется, старый управляющий отца разразился гневнойтирадой в адрес сбежавших крестьян и заявил, что следует немедленно ихотыскать, наказать и заставить снова работать на земле.

Отец в тот момент сидел при свечах за своим столом – каквсегда благожелательный и совершенно спокойный, положив подбородок на согнутыев локтях руки. Он сказал, что селяне люди свободные, они ничем ему не обязаны ивправе перебраться в другое место, коль скоро не пожелали жить на нашейгоре, – таковы законы и нравы современного мира. Отца же беспокоилодругое: ему необходимо было знать, что затевается или уже происходит на нашейземле.

И тут, внезапно заметив, что я стою в стороне и внимательнонаблюдаю за ним, прислушиваясь к разговору, он прекратил обсуждение этоговопроса и отпустил управляющего.

Я ровным счетом ничего не понял.

Но в последовавшие за этим дни некоторые жители с нижнихярусов склона поднялись наверх, чтобы поселиться внутри крепостных стен. Врабочих комнатах отца велись какие-то переговоры. Я часто слышал теперьзагадочные взволнованные споры, но все происходило за закрытыми дверями.Однажды вечером за ужином, когда среди сидевших за столом воцарилось стольнеобычное для нашего дома мрачное молчание, отец наконец поднялся со своегомассивного кресла – глава семейства, как всегда, был в центре стола – и словнов ответ на невысказанные обвинения заявил:

– Я не собираюсь подвергать гонениям горстку старухтолько за то, что они втыкали иголки в восковые фигурки, возжигали благовония ичитали глупые заклинания, ровным счетом ничего не значащие. Эти старые ведьмывсегда жили на нашей горе.

Моя мать весьма встревожилась и увела нас, Бартолу, Маттео именя, из-за стола – я повиновался с наибольшей неохотой, – велев лечьспать пораньше.

– И не вздумай читать, Витторио! – добавила она.

– Объясните мне, о чем это говорил отец, –попросила Бартола.

– Ох уж эти мне старые деревенские ведьмы, – отозвалсяя, употребив при этом итальянское слово strega. – Бывает, что кто-то изних заходит слишком далеко и возникают споры, но чаще всего дело ограничиваетсязаклинаниями для излечения лихорадки и всякого такого.

Я думал, мать заставит меня умолкнуть, но она спокойностояла на узких ступенях башни, затем взглянула на меня с заметным облегчениеми сказала:

– Да, да, Витторио, ты совершенно прав. Во Флоренциилюди смеются над такими старухами. Ты и сам знаешь нашу Гаттену, она всего лишьсбывает глупым девчонкам любовные зелья.

– Разумеется, мы не станем привлекать ее к суду! –ответил я, довольный, что она обратила внимание на мои слова.

Бартола и Маттео тут же заявили:

– Ну уж нет, только не Гаттену. Она исчезла. Сбежала.

– Гаттена? – удивленно переспросил я. И толькокогда мать отвернулась, явно показывая, что разговор окончен, и жестом велеламне немедленно сопроводить сестру и брата в постели, серьезность положениястала для меня очевидной.

Гаттену страшились больше всех остальных, хоть она при этомбыла самой потешной из всех старых ведьм, и если она сбежала, если испугаласьчего-то… да-а-а… это уже что-то новенькое – ведь она-то считала, что именно ееследует всем бояться.

Последующие дни выдались свежими, погожими и прошли,казалось, относительно спокойно как для меня, так и для Бартолы с Маттео.Однако теперь, оглядываясь назад, я припоминаю, что тогда случилось многое.

Однажды после полудня, подойдя к самому высокому сторожевомуокну в старой башне, я внимательно оглядывал все земли, которые можно былооттуда охватить глазом. Наш стражник Тори, как мы называли его, как разсобирался немного вздремнуть.

– Конечно же, вы его не обнаружите, – сказал он.

– О чем это ты? – поинтересовался я.

– О дыме. Ни одна печная труба не дымится. – Онзевнул и прислонился к стене, сильно ссутулившись, в своей старой куртке изтолстой кожи, с громоздким тяжелым мечом в ножнах.

– Все в порядке, – ответил он и зевнулснова. – Стало быть, или им пришлась по нраву жизнь в городе, или всеперешли на сторону Франческо Сфорца против герцога Миланского. Ну и пусть себеживут, как им угодно. Если они не сумели понять, как хорошо им живется в нашихкраях.

Я отвернулся от него и снова взглянул на простирающиесявокруг леса и виднеющиеся внизу долины, а затем – вверх, на слегка затуманившеесясинее небо. И правда, маленькие селения словно застыли во времени. Однакополной уверенности в этом быть не могло – день выдался не слишком ясный. Тем неменее в самом доме действительно все было прекрасно.

Оливковое масло, овощи, молоко и многие другие продукты намв дом доставляли из окрестных деревень, но, откровенно говоря, мы в них не точтобы очень нуждались. Поэтому, считал отец, большой беды от ухода этихкрестьян с наших земель не будет.

Однако пару дней спустя стало совершенно очевидно, что вседомочадцы пребывают в постоянном напряжении, хоть никто и не признавался в этомвслух. Беспокойство матери было столь сильным, что она даже прекратила своюнескончаемую жеманную болтовню. Нельзя сказать, что беседы не велись вообще, ноони стали другими.

В то время как души одних, казалось, раздирали мучительныевнутренние конфликты, были и другие – те, кто проявлял полное безразличие кподобным настроениям. Пажи весело носились по замку, стремясь услужить всем икаждому, а маленькая группа музыкантов, прибывшая к нам накануне, исполниланесколько циклов прекрасных песен в сопровождении виолы и лютни.