— Ты начала читать? — после недолгого молчанияспросила она.

— Уже.

— Что — уже?

— Уже прочитала. Не понимаю, почему ты так на нееокрысилась…

— Нас ждут, — ушла от ответа Дарья. —Собирайся…Коктейль в галерее оказался самой обыкновенной пьянкой: нечесаныехудожники-нонконформисты и сомкнувшийся с ними нечесаный музандеграундпотчевали всех желающих водкой, пивом и жареным арахисом.

Дашка надралась в первые полчаса, я же (верная своейутренней клятве) пила только воду из-под крана. В богемном приюте не было дажеминералки. А галерейная начинка — инсталляции и богоборческие (свят, свят,свят!) иконы с порнодушком — не поразила мое воображение. Зато его поразилаДашка, устроившая просветительскую лекцию в таком же, как и галерея,нонконформистском ватерклозете (с деревенским очком вместо унитаза). Я самаспровоцировала ее, сказав, что возьмусь за рецензию.

— Значит, ты тоже подсела на эту суку Аглаю!

— С чего ты взяла?

— А все на нее подсаживаются.

— Ты преувеличиваешь.

— Да я не то что преувеличиваю — я ее терпеть не могу!Лицемерка поганая! Водит всех за нос. Копалась бы в своем жанре, так нет: вучителя жизни лезет, свои взгляды навязывает. Обо всем высказалась, ничего незабыла!… Даже по поводу профилактических прививок детям Руанды у нее, видители, собственное мнение..:

Даже по поводу выращивания патиссонов и селекциитрехцветного вьюнка!..

— Ладно, — первой не выдержала я. — Черт сней.

— Вот именно! — Дашка попыталась плюхнуться наотполированный многими сомнительными задницами толчок, и я с трудом ееудержала.

Через час, когда Дашка окончательно превратилась в патиссон,о котором так пламенно распространялась, в галерее появился роскошный молодойчеловек в белом свитере и с такими же белыми выгоревшими волосами. Проигнорировавмногочисленные приветствия и поддоны с пивом, он направился прямиком к Дашке,пытавшейся улечься на инсталляцию “Балканские войны-13”. Легко подняв тело моейподруги, он потащил его к выходу.

— В чем дело? — спросила я, ухватив Дашку за крайплатья.

Молодой человек даже не сбросил скорости. А у самого выходапроцедил:

— Откройте дверь.

— А вы кто такой?

— А вы кто такая?

Дарья, до этого больше напоминавшая мешок с картошкой,неожиданно приподняла голову.

— Это — наш главный… А это…

Выпитый “коктейль” оказался сильнее: так и не договорив,очаровательная пьянчужка закрыла глаза и отрубилась.

— А это ее подруга из Питера, — закончила за Дарьюя и улыбнулась главному.

— Что-то припоминаю. Открывайте дверь, подруга изПитера.

Вдвоем мы выволокли бесчувственную тушку на улицу ипогрузили ее в такую же белобрысую, как и он сам, тачку Главного.

— Нам к проспекту Мира…

— Знаю, — процедил Главный и в лучших московскихтрадициях сорвал машину с места.

Теперь, во всяком случае, мне стало понятно происхождениемужских парфюмов в ванной и мужских комнатных тапок в прихожей.

Некоторое время мы ехали молча.

— Дарья говорила мне о вас, — первым нарушилмолчание он.

— Мы учились вместе. Я тоже закончила журфак. —Кто знает, может быть, это он и есть — мой единственный шанс, о которомговорила Дашка.

— Это не имеет значения.

Ничего не поделаешь: первый же выстрел оказался холостым.

— Но статью все же напишите, — тотчас исправилсяглавный. — А там посмотрим.

— Об Аглае Канунниковой?

— Да о чем угодно.

Ай да Дарья! Похоже, она уже провела подготовительнуюработу. Милая, заботливая, замечательная моя подруга! Ангел с крыльями, а нечеловек! От неожиданно открывшейся перспективы у меня даже закружилась голова.

— Может быть, вы в курсе… Почему она так ненавидитКанунникову?

— А вы сами не догадываетесь? Дарья тоже пыталасьписать книги. Но у нее ничего не получилось. Журналистика — совсем другое дело…

Вот оно что! Вот он — корень всему: самая банальнаяпрофессиональная зависть.

Больше главный не сказал ни слова. Он даже отказался откофе, когда мы поднялись в квартиру. Проводив гостя и уложив Дашку в постель, яснова засела за Канунникову. Теперь, после беседы с холеным начальником “РоадМуви”, Канунникова становилась не целью, а средством. С ее помощью я — если небуду дурой — попытаюсь вернуться в давно потерянную профессиональную жизнь.

…Оставшиеся до отъезда дни я провела за книгами Канунниковойи Дашкиным ноутбуком. Порочная связка альпинистов “Бывший — продюсерша — стараягрымза” была напрочь забыта. И когда опомнившаяся Дарья приволокла с работышикарно изданный двухтомник “Развожусь: за и против”, я только пожала плечами.“Дервиш взрывает Париж” меня больше не интересовал.

За сутки до моего отъезда рецензия была готова. Вернее, этобыла не рецензия даже, а пространное эссе. Я сдобрила его своими собственнымиразмышлениями, унавозила историей о пальто и снабдила заголовком “Украденныепоцелуи”.

Из соображений безопасности я отдала эссе только на вокзале,за три минуты до отправления поезда. Дарья обещала показать его главномусегодня же (я подозревала, что торжественный акт показа состоится в постели) иобязательно позвонить, когда все прояснится.

* * *

… Дарья не позвонила.

Ни через три дня, ни через пять, ни через две недели.

Должно быть, я полностью дисквалифицировалась. Не уловиларитм покачивающихся бедер “Роад Муви”. И сотрудником московского издания мне небыть никогда. И журналисткой — тоже.

Я отметила закат так и не начавшейся карьеры вкафе-мороженом “Пингвин”. В полном одиночестве. А потом вернулась к своей“Минерве” с ножным приводом. И к скудным заказам театральной студии Домакультуры им. В. Кингисеппа: бесстрашные студийцы замахнулись на сказку “Снежнаякоролева”.

Звонок раздался, когда я пришивала воротник к костюмуМаленькой разбойницы.

— Я могу поговорить с Алисой Зданович? — Голос былженский, усталый и вальяжный одновременно.

Такой голос мог принадлежать только богатой клиентке, и ясразу же вспомнила, что моя старая заказчица, мадам Цапник (62-й размер),обещала подкинуть очередную работенку: пальто и два костюма для деловой женщиныс изюминкой.

— Слушаю. Вы по поводу пальто? — бодро спросила я.На другом конце трубки повисло непродолжительное молчание.

— И по поводу пальто тоже, — голос дрогнул.