Она помолчала.

— Да.

— Тогда я поехал. Пока.

Он поднялся, похлопал себя по карманам, проверяя, на местели ключи от машины.

— А мой чемодан?

— Я попрошу официанта отнести его. Может, оставить тебеналичных?

— Дэн, перестань обо мне заботиться! Ты больше не мой муж!

— Ах да! — Он улыбнулся. — Я и забыл.

Он обошел стол и поцеловал ее, просто коснулся губамипрохладной щеки.

— Пока. Будь счастлива.

— Ты тоже.

— Я постараюсь.

И он вышел из кафе под бешеное калифорнийское солнце, иподозвал официанта, и распахнул багажник «Навигатора», откуда сразу же пыхнуложаром и горячей синтетической вонью, как будто там случился пожар.

Телефон у него зазвонил, когда он уже садился в машину.

— Дэн Уолш слушает.

— Дэнни, возвращайся в Вашингтон, — не здороваясь, приказалначальник личной охраны. — У нас проблемы с русским визитом.

— Какого рода, сэр?

— Появилась информация, что русские могут устроить намсюрприз. Возвращайся, мы должны успеть подготовиться.

— Шеф в курсе, сэр?

— Ты первый, кого я ставлю в известность, Дэнни.

— Я ценю это, сэр.

Говорить или не говорить о том, что его только что бросилажена?.. Говорить или подождать?.. Ведь все еще может измениться, и тогда онокажется в идиотском положении.

Ничего не изменится, подсказал в изнеможении больной отсолнца и горя мозг. Все, Уолш. Это конец истории, продолжения не будет.

— У меня небольшие личные проблемы, сэр, — отчеканил он втрубку. — Я смогу вернуться в Вашингтон только завтра к вечеру.

Начальник помолчал.

— Серьезные или все-таки небольшие, Дэн?

— Серьезные, сэр.

Опять пауза.

— Хорошо. Жду вас завтра к вечеру, полковник.

— Благодарю вас, сэр.

Он бросил телефон на соседнее кресло, где обычно сидела егожена, когда они ездили вдвоем, рванул с места и вылетел на калифорнийскоешоссе.

Кафе, где они сидели, все уменьшалось в зеркале заднеговида, а потом дорога вильнула, и оно пропало вовсе.

— Вот и все, — сказал сам себе полковник Уолш. — Конецистории.

* * *

— Я так больше не могу!! — прорыдала она из ванной. — Ябольше ничего не желаю слушать про твою работу и про то, что ты делаешькарьеру, Колечка! Я от тебя ухожу, и можешь быть абсолютно свободен! Просто какветер!

— И проваливай куда хочешь! — тоже проорал он, схватил сзахватанного руками стеклянного столика пачку сигарет и вытряхнул одну.Остальные рассыпались. — Мне все равно! Если ты не понимаешь, что я получилповышение, значит, скатертью дорога!

— А мне-то что от твоего повышения?! — Она выскочила изванной и буйствовала в коридоре. Глухо падали какие-то вещи, словно она швырялав стену валенки. — То у тебя тренинги, то у тебя учеба, то у тебя командировкипо три месяца! С этой учебы ты приезжаешь вечно пьяный! Чему вас только учат-тотам, на учебе этой?! Ребенок забыл, как отца зовут, а я забыла, когда мы впоследний раз в театр ходили!

— А при чем тут театр?!

— А при том, что я не нанималась к тебе уборщицей икухаркой! Я хочу жить, как все люди живут, я хочу по выходным на дачу ездить!

— Далась она тебе, дача эта!

— Далась, представь себе! И ребенок на свежем воздухе, иродителям приятно! Только мы на дачу не можем, у нас папочка карьеру делает!

— А тебе бы только мамочке своей угодить! Ты и дачу этупридумала, только чтобы мамочка была довольна! А у тебя муж есть! Есть или нет?

— А я не знаю!

Она выскочила из коридора и стала в дверях. Халатраспахнулся на груди, и она воинственно его запахнула, будто опасалась за своючесть и готовилась отстоять ее.

— Да, вот не знаю, есть у меня муж или нету!

Он ползал по ковру и собирал сигареты, из которых сыпаласьжелтая табачная крошка. Руки у него тряслись. Он и впрямь вчера перебрал, когдапраздновали его повышение и отъезд в Питер.

Вчера перебрал, а сегодня жена вдруг задумала с нимразводиться! Просто невезуха какая-то!

— Что ты там ползаешь?! Что ты там лазаешь?! Ты всю душу изменя вытянул!

— Я из тебя?! Да это ты со своей мамочкой житья мне недаешь, а я, между прочим, только для тебя и стараюсь! Стал бы я жилы рвать,если бы ты меня не пилила, чтобы мы жили, как люди живут?! И чего тебе нехватает?! Машина есть, квартира есть, все есть! Ребенок в приличную школуходит! Что ты все ко мне цепляешься?! — Он собрал все сигареты, бережно ссыпалих на захватанный стеклянный столик, выпрямился.

Жена все стояла в дверях, и вид у нее был какой-то наредкость убитый, непривычный для нормального семейного скандала, случавшегосякаждую неделю.

— Ты жилы мне рвешь, бабник проклятый?! Мне чего нехватает?! А того не хватает, что я замуж выходила, чтобы счастливой быть, а нечтоб всю жизнь за тобой прислугой ходить! В Питер он уезжает, посмотрите нанего?! У тебя там баба, что ли, в Питере этом проклятом?!

— Какая баба, чего ты пристаешь ко мне с этими бабами,дура?!

Тут вдруг она куда-то метнулась, пропала с глаз, и онполучил передышку.

Он вытер со лба унизительный скандально-алкогольный пот,облизнул сухие губы и посмотрел по сторонам. Ему страшно хотелось пить, и рукивсе еще дрожали, и он знал, что «в баре» — так назывался полированный ящик соткидной крышкой — должна быть бутылка коньяку. Он давно бы уж тяпнул дляоблегчения своего нынешнего положения, но не решался, знал, что, если онаувидит, скандал разгорится с новой силой, а ему бы полежать и, может, уснуть.

— В Питер он уезжает! — доносилось из коридора. — Поглядитена него! А я-то, дура, все думала, что этого быть не может! И мне ведь говорили,что в этих гостиницах ваших только один секс кругом, и больше ничего, а я неверила! И маме не верила, но она тоже говорила!..

Он послушал-послушал и мелкими шажками приблизился к «бару».Если она еще какое-то время будет копаться в коридоре, пожалуй, можно успеть!Аккуратно, чтобы не стукнуть, он потянул дверцу на себя. Она поддалась несразу, за стеклом задребезжали рюмки, и он на секунду замер.

— Ты мне всю жизнь испортил, всю мою молодость забрал, атеперь я, значит, не гожусь?! Теперь, значит, ты девчонок молоденьких хочешь?!Я уж и забыла, когда он в последний раз со мной спал, а тут,здрасте-пожалуйста, какой герой-любовник в нем открылся!