Впрочем, улица облегчения не принесла. Поблизости явно былкакой-то крупный институт или университет (а есть ли в Харькове университет? Незнаю… интуиция ничего не подсказывает), куда и шли на первые лекции студенты.Через минуту я поймал себя на том, что откровенно заглядываюсь на идущуюпараллельным курсом девушку, а та вполне благожелательно улыбается мне в ответ,— и резко свернул в переулок, пробормотав: «Жениться тебе надо, барин…»

К сожалению, я сюда не за невестой приехал. И не загалушками-варениками.

Я присел на лавочку во дворе старенького трехэтажного дома —облупившаяся штукатурка, подпертые обрезками рельсов маленькие балкончики спузатыми выщербленными балясинами, редкие белые клеточки стеклопакетов на фонестарых серых рам. Что-то в здании было неуловимо московское — от старой,послевоенной Москвы. Наверное, и впрямь построено московскими строителями?Харьков во время войны разрушили почти до основания, он несколько раз переходилиз рук в руки. Так что отстраивали его заново, всей страной, и получился онместами похожим на Москву, местами — на другие города…

Как мне найти женщину по имени Василиса? Когда я сам былтаможенником, у меня было чувство направления, которое помогало вернуться кспрятанному в старой водонапорной башне перекрестку миров. Но чужие порталы яне чувствовал даже тогда. Да и функционалов узнавал лишь при встрече лицом клицу.

Моя идея — приехать в Харьков, найти Василису, попросить еепомощи — изначально была весьма сомнительной. Да, мы как-то сразу вызвали другу друга симпатию. И к тем неведомым кукловодам, что сделали нас функционалами,относились неприязненно. Василиса, как я понял, вообще была добровольнымизгоем, не слишком часто контактируя с коллегами.

Но с чего я взял, что она станет мне помогать — рискуя потерятьвсе?

Только потому, что знаю ее лучше других таможенников? Ну, нефакт. С немецким таможенником мы общались не менее дружелюбно… едва ли непобратались…

За этими невеселыми размышлениями я курил, мок и впадал вдепрессию. Что я здесь делаю? Не лучше ли довести до сведения функционалов, чтоя вовсе не собираюсь с ними воевать… что они могут оставить меня в покое… вдругполучится? А я вернусь домой. В «Бите и Байте» мне устроят головомойку запрогул, но, наверное, примут обратно. Да хоть бы и не приняли! Что я, достарости собираюсь прыщавым подросткам втюхивать «кульные видеокарты», апрестарелым бухгалтерам доказывать, что «этот компьютер очень мощный, с„мышкой“, монитором и Интернетом!» Поступлю в университет. На физмат. Чтобыэто… изобрести машину для прохода между мирами. Ввалиться на Землю-один… нет,лучше — на Землю-ноль, которая, как я предполагаю, за всем стоит. И устроить имкузькину мать! С двумя мечами за спиной и автоматом наперевес! Окропясь святойводой и изучив тибетскую боевую магию! Все — в духе фантаста Мельникова…

Вспомнив Мельникова, я невольно вспомнил и Котю.

Вот тут на душе стало совсем хреново. Я встал, затушилвторую сигарету, которую начал смолить сразу за первой. И побрел через двор.

Харьков — большой город. Метро и все прочее, положенное постатусу. А в первую очередь — огромное количество домов. Площадь тут неэкономили, застройка была высотной лишь местами.

Ну почему Василиса отсюда? Была бы она из какого-нибудьуютного маленького Бобруйска…

Через несколько дворов — мокрых, серых, грустных — япрошагал погруженный в свои мысли и почти ничего не замечающий. Дома стояли нахолме, асфальтированная дорожка вилась между ними, огибая отгороженныештакетником палисадники, едва ли не огородики — вещь в миллионном городестранная и вряд ли разрешенная. Но на юге все проще. Дальше от идиотской схемы«положено — не положено», ближе к реальной жизни. Вполне возможно, что жителипреспокойно растят себе лучок с укропом прямо у подъезда…

А потом что-то заставило меня остановиться — вблизи узкойулочки на выходе из очередного двора.

Это «что-то» трудно было передать словами. На самой граниреального и сказочного, увиденного и додуманного — будто быстрая тень,замеченная периферийным зрением и канувшая в никуда.

Я огляделся. Прислушался.

Если бы рассчитывал на свое испорченное сигаретами обоняние— принюхался бы!

Этот двор был другой.

Здесь с деревьев облетела не вся листва. Занавески в окнахбыли ярче. Торжествующе, насмешливо, будто ведя свой род от розового кустаГерды и Кая, полыхали на подоконниках цветы. Черный котяра, вылизывающийся набагажнике… пардон, на капоте «запорожца», аж лоснился — и размерами могпоспорить с камышовым котом или маленькой рысью.

Кстати, и древний ушастый «запорожец» выглядел на удивлениебодро. Не отреставрированной диковиной, не грудой металлолома, а именно машиной— маленькой, но задорной.

А еще палисадники перед домом были обнесены кованойизгородью. Выкрашенная отвратительной краской, к тому же грязная — но это быланастоящая ковка. В тонком узоре переплетались земляничные листья и виноградныегрозди. Над домом, как последний штрих, высился кованый флюгер — некакой-нибудь там банальный петушок, а дракон, раскинувший крылья и выпускающийиз зубастой пасти ветвистые языки пламени. Частокол телевизионных антенн вокругтянулся к небу, будто пики обороняющейся армии, заметившей незваного гостя.

Я засмеялся. Это было как визитная карточка Василисы —функционала-таможенника, раздаривающего налево и направо выкованные ею вещи.

Теперь осталось только сообразить, как выглядит ее таможняснаружи. Она что-то иронизировала по поводу башен, которые всегда появляются умужчин… фрейдизм, дескать… Ага! Ее таможня была просто домиком. Без всякойэкзотики.

Здания, к которым привязаны наши функции, сами по себеобычные. Их может увидеть совершенно рядовой человек, да и видит, если на топошло. Но видеть и увидеть — не одно и то же. Бывшая горничная, ныне функционалгостиничных дел Роза Белая, обнаружила в голодные годы гражданской войны продуктовыймагазин лишь потому, что ее пригласили по этому адресу. Все остальные — иголодные красноармейцы, и на все готовые бандиты, и припрятавшие золотишко«буржуи» — шли мимо, мечтая о куске хлеба, — и не видели «пикулей, анчоусов,икры красной и черной, вырезки телячьей…».

Так и мою башенку у «Алексеевской» видели лишь те люди, комусообщили — это новая таможня, это удобный проход в другие миры.

И я стоял буквально в двух шагах от таможни Василисы, необращая на нее никакого внимания!

Двухэтажный кирпичный домик вклинился между зданиямипобольше и повыше, будто распихивая их, пробивая себе выход к улице. К томудому, что явно находился под покровительством Василисы и был снабжензаборчиками и флюгером, двухэтажный домишко почти притулился, их разделялаузкая, не протиснешься, замусоренная щель.