– А отец ваш, Максим Иванович Дорин, кто был? В документахнаписано «из крестьян-бедняков». Как он с вашей матерью сошелся? Необычно:деревенский парень – и дочь колониста. Вы рассказывайте, рассказывайте, я не изпустого любопытства спрашиваю.

Понятно, что не из пустого, подумал Егор.

– Он тоже Саратовской губернии. На империалистическойвоевал, дали ему отпуск по ранению. Тогда они с матерью и встретились. Она ещесовсем девчонка была. Ну, полюбили друг друга. Дедушка Михель против был, такотец маму тайком увез, – наскоро рассказал про неинтересное Дорин. Главное-топро отца начиналось после революции: как он добровольцем в Красную Гвардиюпошел, как комиссаром батальона стал, как его белоказаки в плен взяли и шашкамизарубили.

Но про Гражданскую войну бритый слушать не стал. Сказал – итак знает, в характеристике этот героический факт отражен.

– А что ваша мать теперь? Она ведь в Саратове живет? Замужне вышла?

– Нет. Отца очень любила. Долго по нему убивалась. А теперькуда ей замуж, старая уже – сорок два года.

На это командир улыбнулся.

– Вам, Дорин, сколько лет? Двадцать четыре?

– Осенью будет. Я, товарищ командир, 8 ноября 1917 годародился, – с гордостью сообщил Егор.

Тот понимающе усмехнулся:

– Понятно. Первенец новой эры. Ответственное звание.

Только теперь Егор разглядел, что в коридоре за дверьюкто-то стоит – в щели мелькнул защитного цвета рукав с шевроном. Так вот почемуза всё время разговора в раздевалку никто не сунулся…

– Поговорим, товарищ младший лейтенант? – показал бритый наскамейку. – Минутка найдется?

Спрошено было явно для проформы, и ответ мог быть толькоодин.

– Само собой, – кивнул Егор, хотя времени до свидания сфеноменом у него оставалось в обрез.

Натянул через голову фуфайку, сел.

– Не соскучились по настоящему делу? – спросил собеседник, исердце снова скакнуло. – Напомните-ка биографию. Про детство и отрочествоможете пропустить, начните прямо с юности.

– Ну что… – Дорин застыл, недошнуровав ботинок. – В 35-омзакончил десятилетку, в Саратове. Поступил в Летную школу, я ведьаэроклубовский. Выпущен в 37-ом, с отличием. Служил в Киевском военном округе,в истребительном полку. Недолго. Подал рапорт в Испанию, прошел предварительныйотбор, но вместо Испании попал в Школу Особого Назначения. В августе 39-гозачислен в Немецкий отдел Главного Управления Госбезопасности. Но отдел всентябре расформировали, после Пакта о ненападении… Месяца два ждал нового назначения.Определили в спортобщество «Динамо» – у меня с Летной школы первый разряд побоксу. Уже полтора года здесь…

Рассказывая всё это, Егор чувствовал себя довольно глупо.Высокий начальник наверняка и так доринский послужной список отлично знал.Однако слушал очень внимательно, а смотрел так, будто рентгеном просвечивал.

– ШОН закончили в 39-ом? Курс Фонякова? Это когдаэкспериментировали с подготовкой агентов-универсалов?

– Так точно.

– Значит, радиодело изучали в полном объеме? Это хорошо.Даже отлично, – задумчиво пробормотал бритый и вдруг хлопнул Дорина по колену –Егор чуть не подпрыгнул. – Ну а теперь объясню про себя. Я начальник спецгруппыНКГБ. Спецгруппа носит кодовое название «Затея» и занимается… одной затеей.Пока вы не дали согласие на мое предложение, больше вам знать не положено. Апредложение такое…

Он сделал паузу, и, кажется, специально – посмотреть, кактянет шею младший лейтенант, ловя каждое слово. Довольный реакцией, улыбнулся иперешел на «ты»:

– Мне нужен помощник для одной операции – аккурат такой, какты: спортивный, быстро соображающий и, главное, с натуральным немецким. Сразупредупреждаю – операция рискованная, можно и гикнуться. Это единственнаяподробность, в которую на данном этапе обязан тебя посвятить. Имеешь правоотказаться, мне принудительно-мобилизованные ни к чему. В этом случае про нашразговор забудешь, раз и навсегда. Ну, а если согласен, садимся в машину иедем. Жду ответа.

Егор открыл рот – и ничего не сказал. Еще сутки назад онподскочил бы от счастья и немедленно помчался бы за начальником спецгруппы, нио чем не спрашивая. Он и сейчас был счастлив и согласен ехать с этим крепким,уверенным человеком на любое опасное дело. Если бы только не сию минуту. Хотьбы часик отсрочки – слетать на Таганку, предупредить. Но по пытливому взглядукомандира было видно, что просить час на улаживание личных дел означало бы всёпогубить.

Однако и обмануть Надежду после вчерашнего тоже былонемыслимо. Позвонить к ней на работу нельзя, низший медперсонал, она говорила,к телефону не подзывают… Что же делать?

Егор снова открыл рот, сглотнул – и опять промолчал.

Тут вот какая штука.

Накануне вечером, в воскресенье, с Дориным произошласовершенно нетипичная история. В подмосковных Вешняках, после танцев в клубе«Железнодорожник», он познакомился с одной девушкой.

То есть, в самом факте, что спортсмен с лихим чубом исахарной улыбкой «взял на таран» очередную цель, ничего нетипичного, конечно,не было. Всё дело в девушке. Уж, казалось, всяких перевидал, весь фюзеляж взвездах, но такую встретил впервые.

Хорошие логико-аналитические способности Дорина, в своевремя отмеченные руководством Школы Особого Назначения, пока не пригодились емув борьбе с врагом, но нашли-таки полезное применение, причем не только наринге. Имелась у Егора своя методика «захода на цель» и «пикирования» –быстрая, результативная, почти не дающая сбоев.

Постоянной подруги у младшего лейтенанта не было. Как-то невозникло душевной потребности. А вот физическая потребность присутствовала,потому что в здоровом теле здоровый дух, который, в свою очередь, требуетдругого здорового тела. Задачка несложная, если имеешь голову на плечах. Ну иплечи, само собой, должны быть при этом не ватные.

По выходным Дорин обыкновенно «вылетал на барражирование» –ходил на вечера по самым что ни на есть бандитским клубам и хулиганскимтанцплощадкам. Пока шли танцы, стоял в сторонке, приглядывался: как тут струдовыми резервами. Резервы обычно наличествовали, и даже в изобилии.Известно, для девушек любые танцульки что лампочка для мошкары.

Сняв с повестки дня кадровый вопрос, Егор выбирал где-нибудьпоблизости подходящее место – темную аллейку, проходной двор или подворотню – иждал.