Однако примерно неделю новое знакомство никак на мою жизнь невлияло. Иногда мы сталкивались в коридорах университета, здоровались, Светкамне торопилась что-то сказать, но я всегда спешила и практически не бывалаодна, так что не очень-то она преуспела. Правда, кое-что я смогла узнать о нейза это время: живет в общежитии, приехала из районного городка, из рабочейсемьи, но зачем-то врала, что из Екатеринбурга, где отец большой начальник.Явную нестыковку с официальными документами объясняла тем, что родители вразводе. Вранье быстро раскусили, и теперь над ней посмеивались. О заграницеона знала из цветных буклетов, что бесплатно раздают в турфирмах, а все еетряпки куплены на местной барахолке, да и этих тряпок было совсем немного. Скакой стати я начала ее жалеть, не знаю. Вранье я не жаловала, и то, что она стесняетсясвоей семьи, казалось мне глупым и неприятным, но, когда через неделю яобнаружила ее возле своего дома с томиком Рильке под мышкой, в цветастой юбке,мокасинах, блузке с рюшами и соломенной шляпке, которой место на помойке, яподумала: а ведь и Светкина шляпка, и дурацкие рюши, и ее взгляд с поволокой, ивсе это глупое притворство — истошный крик: «Посмотрите, я не такая, как все!»И прижатый к боку Рильке — чистое лицемерие, потому что томик был на немецком,а Светка не знала толком даже английского, который учила в университете. Все,все в ней было насквозь фальшивым, но это не вызвало отвращения, толькожалость. И я сказала ей:

— Заходи.

Потом ее появления стали частыми, затем ежедневными, пока яс изумлением не обнаружила, что она уже некоторое время живет у меня. Онаокружила меня обожанием, которое тяготило. Она была непереносимо банальна ипретенциозна, а я не могла по-настоящему разозлиться, потому что свято верила:«Мы в ответе за тех, кого приручили», и эта формула — руководство к действию навсе времена. Я пыталась растолковывать Светке вещи, понять которые она была нев силах, потому что не имела привычки думать. Но мои труды не прошли даром —она сдала сессию вполне сносно. Потом вдруг подстриглась, как я. Я невозражала, тем более что стрижка ей шла. Она носила мои тряпки — я никогда нежадничала. Она флиртовала с моими парнями — меня это не волновало. Даже, заставее с телефонной трубкой в руках, когда она старательно имитировала мой голос вбеседе с одной из знакомых, я не увидела в этом ничего особенного, списав назабавную шутку.

Впервые я рассердилась по-настоящему, застав ее роющейся вмоих письмах. Меня неприятно поразило выражение ее лица: жадное, какое-тоненасытное. Лицо упыря.

— Эй, — позвала я, — тебе никто не говорил,что приличные люди не читают чужих писем?

— Ланочка, — запричитала она, — ты ужепришла? А я картошечки сварила. Будешь обедать?

— Ты не ответила на вопрос, — напомнила я.

— Что?

— Еще раз сунешь свой нос куда не просят, по носу иполучишь.

На лице ее отразился испуг пополам со страданием. Весь вечерона усердно изображала поруганную невинность, однако, против обыкновения, этоне вызвало у меня приступов угрызений совести.

К тому времени я уже окончила университет и работала в однойиз губернских газет, а также на телевидении. Поскольку то, что было между мнойи Светкой, вряд ли можно назвать дружбой, то будет правильнее сказать так:после истории с письмами появилась первая трещина в наших отношениях. А вскорепроизошла и первая ссора, затем они следовали одна за другой. Я ожидала, чтоСветка переберется в общежитие, но она замолкала, удалялась в комнату, которуюсчитала своей, а через час появлялась, чтобы как ни в чем не бывало сновадемонстрировать свою бесконечную любовь ко мне.

В конце концов это стало нелепым, и я прямо указала ей надверь. Последовала жуткая истерика, а вслед за этим неудачная — или, правильнеесказать, показушная? — попытка самоубийства. Светка перерезала вену наруке, потом минут пятнадцать бегала от меня по квартире, не давая взглянуть нарану и сделать перевязку, а когда я, громко хлопнув дверью в досаде, удалиласьна улицу, она сама вызвала «Скорую».

Разумеется, история получила огласку. Нас записали влесбиянки. А к чему еще можно отнести такое идиотское поведение? Вместо тогочтобы вычеркнуть Светку из своей жизни, я возила ее в больницу на перевязки ипозволила еще полгода продолжаться этой глупости.

По большому счету, мне следовало сказать Светке спасибо,потому что именно она заставила меня взглянуть на свою жизнь критически, чтоназывается, под другим углом зрения. Она являлась пародией на меня, иногда злойпародией, часто смешной, и в какой-то момент я увидела себя: претенциозную,взбалмошную, с резкими безапелляционными суждениями, мало что смыслящую вжизни, но много и со вкусом о ней говорящую. Я с таким жаром рассуждала о том,как надо жить, а жила как все. Может, комфортнее, может, было во мне чутьбольше самодовольства, чем в других, но все-таки — как все. В один прекрасныймомент я все это увидела, ужаснулась и, как водится, впала в затяжнуюдепрессию.

Я продолжала ходить на работу, но без удовольствия, я дажеписала стихи, но скорее по привычке — в них все больше звучаларазочарованность, затянувшаяся подростковая грусть о несбыточном, а жизнь вдругначисто лишилась смысла. Чтобы его найти, я то лезла в горы сприятелями-альпинистами, то отправлялась в Индию — медитировать и искатьозарения, благо деньги папы поездки в дальние страны позволяли. Смысл маячил нагоризонте, но в руки не давался.

Положительным во всем этом было то, что Светка, как нихотела, угнаться за мной не могла, хотя и пыталась. Надеялась присутствовать вмоей жизни постоянно и зримо, но все чаще оставалась за бортом. Она писала мнеписьма, то жалкие, то гневные, а я с удовлетворением сознавала, что дистанциямежду нами увеличивается.

Примерно тогда произошла встреча с человеком, которая резкоизменила мою жизнь. Не знаю, прибавилось ли в ней смысла, но, возможно,навязчивая раньше мысль о нем просто перестала меня волновать. Я многоразъезжала по стране, а возвращаясь домой, писала очерки — не для денег, простомне это нравилось, и все чаще забывала позвонить Светке, чтобы сообщить о своемочередном приезде или отъезде, убежденная, что и она интересуется мною скорее попривычке. Оттого ее внезапное появление в месте, где я в то время пребывала, затысячу километров от родного города, вызвало у меня легкий шок. Шок относился ктому факту, что она смогла меня найти, так как свое местопребывание я неафишировала.

Поначалу я решила, что это случайность, которые иногдабывают в жизни, но Светка убила надежду в зародыше, сообщив, что приехала комне. Закатила очередную истерику, точно жена непутевому мужу, а я в ответ наэто посоветовала ей катиться ко всем чертям. Она рыдала под дверью битых тричаса, но в тот раз я проявила завидную твердость — открыла дверь только длятого, чтобы вручить ей деньги на обратный билет. Она грозилась броситься подпоезд, но домой отправилась.