Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лангобард был довольно убедителен, но я всё равно не верил ему: ничего кроме жалости во мне лесовики не вызывали, — не желая скрывать этого неверия, я качал головой и говорил что-нибудь в их защиту, зная, что у Лангобарда к этому времени, как правило, истощался утренний и дневной запас ворчливости, и он становился терпеливым и задумчивым: мы возвращались в замок, где неторопливо ужинали варевом и пойлом, — Лангобард с нескрываемым удовольствием, а я, естественно, со скрываемым, после чего мы поднимались на второй этаж, где Лангобард на несколько часов погружался в составление отчёта, при чём это было какое-то душераздирающее действо, которое поначалу меня шокировало и пугало до такой степени, что я невольно забивался в самый дальний угол, чтобы там попытаться уцелеть, но потом попривык и стал просто неподвижно сидеть на стуле, наблюдая за тем, как Лангобард бегает по узким проходам между нагромождением разнообразной техники, чудом выскальзывая из переплетений проводов; системные блоки компьютеров, стоящие на полу и стеллажах до потолка, мониторы, сканеры и множество приборов, назначения которых я так никогда и не понял, соединённых в сеть — гудели, мигали и ярко горели, — Лангобард начинал со спокойного прогулочного шага и тихого бурчания себе под нос чего-то неразборчивого, но постепенно разогревался, ускорялся, становился громче, ноги его дергались, словно пиная кого-то невидимого, руки выбрасывались кулаками вперёд, дубася воздух, вертелись мельничными крыльями, голова болталась на шее, как железная булава, борода летала, хлопая, подобно кнуту пастуха, во всём его теле не оставалось ни одной неподвижной частички, голос становился громче, тверже и резче, пока не доходил до рёва, от которого звенело в ушах и, казалось, вот-вот лопнут перепонки; никогда не мог я разобрать, что он там бормочет, говорит и выкрикивает, лишь отдельные слова, мешанина из слов, часто прерываемая командами — "Стоп! Стереть! Поменять местами! Продолжить!" — и ещё множеством других, коих было гораздо больше, чем самого отчёта; мне иногда вообще казалось, что весь итоговый текст, который Лангобард надиктовывал компьютеру таким экстравагантным способом, будет состоять из сплошных команд: какие слова и предложения удалять, какие переставлять, какие редактировать и так далее; к тому же, под конец составления отчёта, войдя в раж и доведя себя до состояния исступления, разогретый до красна Лангобард скидывал с себя одежды, голым носился по проходам, топал ногами, хлопал в ладоши и орал так громко, что весь замок резонировал и протяжно гудел, вторя ему; брызги пота и слюны разлетались от его тела во все стороны, — казалось, ещё немного и от напряжения он просто вывернется наизнанку. Вот это было бы зрелище!
Когда Лангобард резко и неожиданно затихал, замирая где-нибудь в проходе, в моих глазах ещё долго сохранялось его голое тело, готовое взорваться, а в ушах — его рёв, резонирующий камни, постепенно исчезая, — не окончательно и не бесследно, врезаясь навечно в память в виде ничем не стираемой записи. И, наконец, раздавалась спокойная членораздельная команда Лангобарда, приходящего в себя: "Стоп! Прокрутить сегодняшний отчёт с самого начала!" И компьютер через динамики голосом Лангобарда, словно где-то в этих проводах и ящиках действительно сидел второй Лангобард, только весь правильный и спокойный, не голый и не потный, зачитывал готовый, исправленный и отредактированный отчёт, доступный для понимания, составленный довольно интересным и живым языком. Что-то вроде: "Сегодня в городе мы с напарником дольше, чем обычно, простояли в потоке пешеходов, потому что я не хотел уходить, чувствуя запах свежеиспечённой сдобы, доносящийся из ближайшей пекарни. В какой-то момент мне показалось, что некоторых людей начинает раздражать то, что мы так упрямо стоим у всех на пути и мешаем движению. Запомнился один человек в очках с плотным седым ёжиком на голове — в его взгляде мелькнула ненависть, а его острый локоть готов был воткнуться мне в бок, но в последний момент он уклонился от этого. Не желая дальше испытывать судьбу, мы направились в сторону леса, где почти сразу встретились с…" И тому подобное. Удивительно! Я не мог понять, как компьютеру удаётся разобрать и упорядочить ворох слов Лангобарда — это представлялось мне чем-то невообразимым! Тем не менее текст получался понятным, весь зачитывался от начала и до конца, не нуждался в правке и доработке. Лангобард, довольно покряхтывая и вальяжно расхаживая по проходам, подбирая с пола одежду и напяливая на себя, произносил торжественным тоном: "Отчёт принять и сохранить без поправок, отправить по сети контролёрам с обязательным уведомлением отправителя о получении. Точка". Таким образом Лангобарду удавалось отвертеться от прихода Контролёров, которых он на дух не переваривал и всегда, стоило им появиться вдруг без предупреждения, орал на них так, как будто они пришли у него что-то украсть. Например, вопил:
— Чего вы здесь шастаете? Заняться больше нечем? Предыдущий отчёт я отправил по сети вовремя. Или вам бумажная копия вдруг понадобилась?
— Нет, нет, что вы! Всё хорошо! Нас вполне устраивает электронная! — вежливо отвечали контролёры. — Мы заглянули к вам ненадолго в рамках планового посещения, удостовериться, что у вас всё в порядке и вы ни в чём не нуждаетесь…
— Я ни в чём не нуждаюсь, особенно в вашем присутствии. Если же мне что-то понадобится, то дам знать по сети. Мы уже обсуждали это миллион раз. И вы согласились без нужды ко мне не соваться.
— Согласились-то мы согласились. Можем и ещё столько же раз согласиться, но над нами, знаете ли, начальство довлеет, требует формального посещения вашей обители без предупреждения хотя бы один раз за отчетный период, чтобы мы свалились вам, как снег на голову, нагрянули, так сказать, и зафиксировали вашу реакцию на наше посещение. Это всё, что от нас требуется.
— Зафиксировали мою реакцию? Может, мне ещё вам в голову чем-то тяжелым запустить для достоверности? Пошли вон из моего замка!
И они безропотно уходили до следующего раза.
Сидящий на стуле, обрызганный слюной и потом Лангобарда, но каким-то чудом не задетый его костлявыми конечностями