Глава 37

От хрипоты в его голосе внутри меня все словно переворачивалось.

Бастиан ходил за мной по комнате, пока я задувала свечи и поворачивала ручки на каждой лампе, гася и их. Он не помогал, но и не отходил от меня дальше, чем на расстояние вытянутой руки, словно был моей тенью. От такого внимания у меня сжался желудок, и от этого – а может, всему виной бренди – голова закружилась еще сильнее. Когда мы вошли в спальню, он по-прежнему держался слишком близко от меня.

Пока он закрывал за нами дверь, оторвавшись от него, я пересекла комнату. Неторопливо я стала задувать свечи в канделябрах, словно именно это было причиной моего маленького побега.

Когда я повернулась, Баститан уже стягивал с себя рубашку, и от этого зрелища я не смогла отвести взгляд. Бронзовый загар просвечивал под одеждой, как будто это был не загар, а естественный оттенок его кожи. Рельефные мышцы напряглись, когда он стягивал рубашку через голову. При каждом движении от него отлетали воздушные и туманные тени. Если бы у теней были чувства, я бы предположила, что они довольны.

Голос в моей голове – тот, который направлял леди по правильному пути, – говорил, что я должна отвернуться.

Но конечно же, я не смогла.

Не сейчас, когда мои глаза следят за каждым изгибом его мышц и ловят сияние серебристо-бледной кожи на его груди. Торс Бастиана пересекал крупный шрам: он начинался от левого плеча, проходил совсем рядом с соском и заканчивался возле пупка. Должно быть, это была ужасная травма. Смертельно опасная. Наверняка полученная во время сражения.

На вид он был всего лишь на несколько лет старше меня. Нет, тридцать лет – это не мало, но для такого шрама, как у него, он был слишком молод. Если не считать неофициального морского конфликта с Гесперией, Альбион не воевал уже много лет. Единственными людьми с такими ранами были старики, которые рассказывают истории у костра и развлекают своими шрамами маленьких детей.

Правда, будучи эльфом, он может быть гораздо старше, чем кажется. Это заставило меня задуматься.

В каких битвах он участвовал в Эльфхайме? Против кого они сражались? Быть может, с Рассветным Двором? Но официально Королева Ночи и Король Дня являются соправителями. И как я слышала, придворные обоих дворов могут плести интриги, улыбаясь друг другу в тронном зале, и наносить колкие удары в спину. Но не открыто воевать.

Бастиан бросил рубашку на стул и рукой провел по волосам, убирая их с лица. Неудивительно, что в его хватке я даже не могла пошевелиться. Такие мускулы.

Я провела языком по рту, в котором резко стало сухо.

Когда его плечи дернулись, – словно он был рад, что освободился от одежды, – свет за что-то зацепился у его соска. Металл? Что он там делает? Я присмотрелась. И действительно, по обе стороны от соска виднелись два маленьких шипа, направленных влево и вправо. Погодите, это что, пирсинг?

– Продолжай, – Бастиан поднял подбородок, глядя на меня с игривым блеском в глазах.

Я быстро отвела взгляд, лицо пылало.

– Что?

– Тебе это интересно, – он указал на металл, на который я смотрела. (Да, я продолжала притворяться, что там был только металл, а не маленькая часть его плоти, которая полностью поглотила мое внимание). – Спрашивай, что тебя интересует, – Бастиан сказал это так легко, словно мой интерес к его телу был само собой разумеющимся.

Возможно, сказался бренди, и я подошла, позволив себе вновь направить внимание к этим двум маленьким шипам.

И уж точно именно бренди виной тому, что я потянулась к ним, как только оказалась достаточно близко. Мне было интересно, они просто приклеены или как-то проходят через кожу.

Бастиан поймал мое запястье, и я ахнула от его быстрой реакции, а также от осознания того, что только что собиралась сделать.

– Я сказал, что ты можешь спросить. Я не сказал, что ты можешь трогать.

Мои щеки горели отчасти из-за бренди, отчасти от смущения.

– Извини, я просто… Они проходят через кожу? Это пирсинг?

Большим пальцем он провел по тыльной стороне моего запястья, медленно и нежно, возможно, машинально.

– Да. Между ними проходит дуга. – Он не выглядел раздраженным из-за моей попытки дотронуться, хотя этого и нельзя было делать.

Было в этом всем какое-то лицемерие – сколько раз он прикасался ко мне без спроса? И разве сейчас он не держал мое запястья, поглаживая так, что волоски на руках поднимаются дыбом от удовольствия?

Но любопытство взяло верх.

Теперь мы стояли вплотную друг к другу, и я увидела кусочек металлического стержня позади обоих шипов, исчезающий в коричневой коже соска.

– Это… больно?

– Первое время, да, было больно. Но теперь нет. Все давно зажило, как и твои уши. – Он откинул мои волосы с проколотого уха, и я вздрогнула от потока прохладного воздуха.

– Зачем тогда нужно было это делать, если было больно? – я говорила тихо, с придыханием, словно дар речи покинул меня.

Бастиан насмешливо спросил.

– А зачем ты проколола уши? Это же больно, разве нет?

– У меня не было выбора. Мне прокололи уши, когда я была ребенком.

Тень пробежала по его лицу, и он тихо сказал:

– Что ж, думаю, мне повезло, что у меня был выбор. – Он провел пальцем по мочке моего уха. – Мне нравится, как это выглядит, и это делает сосок более чувствительным.

Кажется, я перестала дышать. Моя рука обмякла в его захвате. Насколько чувствительным? Как он отреагирует, если я дотронусь до него? Лизну его там? Укушу?

– Кэтрин?

Я втянула в себя воздух, словно вынырнула из глубокого и безумного погружения.

– А женщинам можно это делать?

Уголок его рта медленно приподнялся.

– Можно.

Не думаю, что это то, что мне нужно. Мое тело и так слишком сильно отзывалось на малейшее прикосновение, и мне не нужно становиться еще чувствительнее.

Через пару мгновений по его лицу пробежала хмурая тень, и он отпустил мое запястье.

– Кто такой Вебстер?

– Что?

– Эти розы, – Бастиан кивнул в сторону розового куста в горшке. – Ты поставила их в свою спальню. Держишь поближе к себе. На табличке написано, что они «от Вебстера».

Я рассмеялась, но он нахмурился еще сильнее.

– Вебстер – это садовник.

Бастиан покачал головой, все еще не находя это забавным.

– Пару дней назад я говорила с ним о розах, и еще он… прервал нас.

– Хм. И теперь он дарит тебе подарки. Которые ты держишь в своей спальне. – Многозначительно