Анна закончила делать записи и вручила тоненькую пачку билетов Юрию в обмен на несколько бумажных купюр. Рысьина обмен удовлетворил, а уж Анна сияла, словно он не только забрал у нее неликвидные остатки, но и пообещал весь благотворительный вечер посвятить исключительно ей. Хорошо, если так, поскольку танцевать с ним не хотелось. Именно с ним.

Наверное, нужно было один билет приберечь для Николая, а не отдавать все Юрию. С другой стороны, неужели Оленька не найдет билета для брата? К тому же наверняка можно будет пройти и без билета, если внести некоторую сумму в благотворительную кассу. В конце концов, к чему мне вообще переживать о Николае, который меня даже не хочет видеть. Хотел бы – так уже давно появился бы. Настроение резко поползло вниз.

– Спасибо, – серьезно сказала Тамара. – Ты нас очень-очень выручила.

– Если Юрию так хочется, чтобы ему оттоптали ноги, почему бы не пойти навстречу. Уж это я сделаю с превеликим удовольствием, – пробурчала я.

– Что за глупости ты говоришь? – отмахнулась Тамара. – У тебя мазурка хорошо получалась. Почти хорошо, – тут же поправилась она. – Чуть-чуть еще нужно повторить. Анна завтра займется.

На этих словах ее энтузиазм увял, поскольку Тамара сообразила, что Строгова наверняка прихватит и ее для аккомпанирования. Но с этим я ничего поделать не могу: для того чтобы учиться танцевать, нужна хоть какая-то музыка, а Тамара перебирает клавиши виртуозно. Поди, уделяет игре на фортепиано все время, что остается после подготовки уроков.

Подходя к дому Владимира Викентьевича, я было встрепенулась, увидев машину, но и в этот раз она оказалась не хомяковской, но и не рысьинской, а ради разнообразия шитовской. Сам же военный целитель как раз покидал гостеприимный особняк коллеги. Со мной он жизнерадостно поздоровался и сказал:

– Смотрю, Елизавета Дмитриевна, вы уже вернулись к нормальной жизни. И потеря памяти не оказалась помехой.

– Еще как оказалась, Константин Филиппович, – не согласилась я. – Я то и дело где-нибудь да ошибаюсь.

– Но вы же ошибаетесь не по глупости, а по незнанию, – успокаивающе сказал он. – Согласен, нелегко пройти тот путь, что вы проходили семнадцать лет, за несколько недель и даже месяцев. Но вы справитесь.

– Спасибо за поддержку. И за плетение, что вы мне показали, тоже. Оно мне очень помогло.

Он снисходительно улыбнулся, принимая благодарность, затем заметил книги в моих руках и удивленно приподнял брови:

– Из рысьинской библиотеки? Была ли в этом необходимость?

– Владимир Викентьевич мне почти ничего нового не дает, – пожаловалась я. – Только контроль за силой, и все. Говорит, мне дальше опасно двигаться.

– Не балует вас знаниями Звягинцев? Да, он весьма осторожный господин. Считает, лучше перестраховаться, чем получить обугленный труп воспитанницы.

– Обугленный труп? – Я поневоле обеспокоилась.

– Вам-то это не грозит, но причины его переживаний я понять могу, – серьезно ответил Шитов, ничего, впрочем, не объясняя. – Хотите, могу с вами позаниматься я?

Предложение было неожиданным, но весьма заманчивым, поэтому я даже не раздумывала.

– Конечно, хочу, – быстро ответила я, пока он не пошел на попятную. – Но не будет ли вам это в тягость?

– Что вы, Елизавета Дмитриевна. Бывает, по вечерам я от скуки на стены готов лезть, а тут все какое-то развлечение. Жду вас завтра после трех.

Он записал адрес, подробнейшим образом объяснил, как добраться от дома Владимира Викентьевича, после чего попрощался и неторопливо пошел к ожидавшей машине. Почему-то показалось, что ему пошла бы трость, которой бы он элегантно размахивал, подчеркивая свою респектабельность.

Поскольку ничего о том, чтобы хранить намечающиеся занятия в тайне, военный целитель не говорил, Владимиру Викентьевичу о поступившем предложении я сообщила сразу, как увидела. Он недовольно скривился и сказал, что Шитов слишком много на себя берет. Зато показал несколько новых, ранее не виденных мной плетений и согласился, чтобы я занималась в защищенном подвале без него. Об удочерении он не заговаривал, а я так и не определилась, нужно ли мне это, поскольку может привязать к клану куда сильнее, чем сейчас, а я все же планировала избавиться от поводка Рысьиной в ближайшее время.

Спать я ложилась в уверенности, что жизнь не такая уж плохая штука, а проснулась оттого, что в нос что-то попало, я громко чихнула и подскочила на кровати, преисполненная самых ужасных подозрений. И они оказались небеспочвенны: я была не одна.

На подушке, которая еще хранила отпечаток моей головы, сидел маленький, но ужасно милый хомяк. Точнее – Хомяков. Уж Николая я точно ни с кем не перепутала бы. Хотела бы я знать, что мешало ему прийти днем и заставило пробраться в дом Владимира Викентьевича вот так, украдкой, как какой-то вор. Интересно, сработала ли на него защита дома? И если сработала, то где целитель, который за меня отвечает? И все же я была ужасно рада, что Николай пришел, хотя и постаралась этого не показать.

– Что вы делаете ночью в моей спальне? – сварливо спросила я.

– Простите, Лиза, я понимаю, что это непозволительная вольность с моей стороны, но я не мог уехать, не попрощавшись с вами.

– Уехать? – ахнула я. – Но как же… Так неожиданно…

– Для меня самого это было неожиданностью, – ответил он. – Я еле успел сдать все дела. Поезд через час. Днем вырваться не получилось, только сейчас. Но я не хотел вас будить, лишь посмотреть на прощанье.

Он вздохнул, а меня поразило, что голос был совершенно обычный, не такой, какой должен быть у маленького зверька, необыкновенно пушистого на вид. Если я его поглажу, это будет сочтено вольностью или оскорблением? Или приглашением к чему-нибудь? Пожалуй, гладить я не буду, пока не разберусь во всех тонкостях оборотнических взаимоотношений.

– Прощайте, Лиза, – сказал Николай и попытался сбежать.

Но от меня не сбежишь. Я прикрыла его ладонью, заодно убедившись, что хомячок действительно очень маленький и мягкий, и спросила:

– А как вы прошли защиту дома?

– На таких мелких животных она не настраивается, за редким исключением, – глухо пояснил Николай, затихнув под моей рукой. – Этот дом – не исключение.

Я подумала, что брак Волковой и Хомякова ничему не научил тех, у кого есть дочери на выданье и к кому в дом могут вот так спокойно пробраться посторонние мужчины, пусть даже такие маленькие и миленькие. На самом деле это еще опаснее: от них не ждешь подвоха.

– Лиза, мне надо уходить, – напомнил Николай. – Я пока через сад проберусь, уйдет много времени, а поезд меня ждать не будет.

И он шел ко мне маленькими голыми лапками по глубокому холодному снегу? Бедный