А потом я слышу, как она закрывается.

Пятьдесят пять

Иду словно зомби.

Я в полном недоумении.

По моему лицу текут слезы. Вытираю их ладонями, возвращаясь в гостиную, где папа ходит вокруг сломанного стула и перевернутого стола. Увидев меня, он резко останавливается. Все его тело обмякает от облегчения, но потом он снова напрягается.

– Где она?

– Ушла, – с запинкой отвечаю я.

– Дэниэл, – яростно шипит он. – Что ты наделал? Что ты наделал?

Я подаюсь назад, умудряясь оставаться недосягаемым для него.

– Дэниэл… – Теперь он говорит ровно. – Сейчас же принеси мне ключи, и я не трону тебя. Знаю, это была ее идея.

Я медленно мотаю головой.

Он, с отвисшей челюстью, отшатывается от меня, а затем берется двумя руками за цепь и тянет. Его мускулы и вены набухают, и я боюсь, что он может оказаться достаточно сильным, чтобы оторвать цепь от пола.

Но у него ничего не получается, равно как это не получалось и у меня.

– Прости, папа. Она скучала по своей семье.

– Она приведет сюда твоих похитителей!

– Она пообещала не делать этого.

– Неужто? Она пообещала? – саркастически рявкает он, но постепенно его голос начинает звучать все испуганнее. – Если она расскажет кому-нибудь… Дэниэл, они найдут тебя. Ты этого хочешь? Чтобы эти чудовища нашли тебя? Забрали тебя у меня и опять начали ставить свои эксперименты?

– Нет… – Я этого не хочу. Мысль об этом ужасает меня.

– Тогда, пожалуйста, сын. Отдай мне ключи.

Пятьдесят шесть

Под папины крики за спиной иду на кухню. Кладу ключи на стойку и сажусь на пол, скрестив ноги. Закрыв уши ладонями, не моргая смотрю на плиту, на которой когда-то светились часы.

Пенни где-то снаружи, в темноте.

Минуты тянутся как годы.

Время не то, чем кажется.

Я пребываю в некоем странном ступоре, а потом вдруг осознаю, что папа молчит.

Поднявшись с пола, заглядываю в гостиную. Он продолжает расхаживать по комнате, но походка у него шаткая, а лицо заливает пот.

– П-папа?

Дыхание у него тяжелое.

– Воды.

Бегу в кухню и хватаю бутылку. Хочу отдать ему, но, передумав, пускаю ее катиться по полу. Он обиженно смотрит на меня, но открывает ее дрожащей рукой и делает большой глоток. Кажется, он готов расплакаться, и мне трудно вынести это.

– Прости, папа.

– Они найдут тебя. Она расскажет им, где мы, они найдут тебя и заставят снова забыть меня.

– Не расскажет.

– Ты очень глупый, глупый мальчишка, если веришь в это. – Его ноги подергиваются, словно он готовится опять броситься ко мне. – Они убьют меня, как только окажутся здесь. Ты хочешь увидеть своего отца убитым?

– Нет…

– Тогда освободи меня!

Но я не двигаюсь с места, и выражение его лица – выражение лица человека, пережившего предательство, – настолько ужасно, что смотреть на него выше моих сил. Я иду на кухню, а папа кричит мне вслед, что я приговорил к смерти нас обоих, что мы уже покойники.

Я надеваю шлем, и меня здесь больше нет.

Возвращаюсь я через тысячу лет. Встаю, иду на негнущихся ногах в гостиную и вижу отца лежащим на полу, под его левым глазом набух похожий на веревку сосуд.

– Папа! – Я подбегаю к нему, он бросается вперед и хватает меня за лодыжку.

Я, потеряв равновесие, падаю и больно ударяюсь об пол локтями и позвоночником. У меня перехватывает дыхание, но не успеваю я набрать в легкие воздуха, как он подтаскивает меня к себе, засовывает руки в карманы и выворачивает их наизнанку.

– Где они? – кричит он.

– Ч-что?

Он переворачивает меня на живот, обыскивает мои задние карманы, а потом снова переворачивает на спину.

– Ключи! Где они?

Упираюсь босыми ногами в пол и пытаюсь отползти от него, но он, пригвоздив мою грудь к полу одной рукой, замахивается другой и бьет меня по лицу.

Боль от удара в челюсть отдается в ухе.

– Папа…

Он снова бьет меня.

Чувствую вкус крови во рту. В ушах звенит, перед глазами все плывет, я пытаюсь свернуться в клубочек, но он хватает меня за рубашку и заставляет сесть.

– Давай сюда ключи! – кричит он прямо мне в лицо.

– Послушай, пожалуйста, я…

Его ладонь ударяет меня по лицу в третий раз.

– СЕЙЧАС ЖЕ! СЕЙЧАС ЖЕ! СЕЙЧАС ЖЕ!

Я плачу.

– Хорошо. – Я хочу отодвинуться, но он по-прежнему держит меня за порванную рубашку.

– Пообещай, что, если я отпущу тебя, ты поступишь именно так. Пойдешь, возьмешь ключи и принесешь мне. – Я киваю, и он трясет меня.

– Скажи!

– Обещаю!

Он встает на ноги, одновременно поднимая меня с пола, и толкает в направлении кухни. Я спотыкаюсь, чуть не падаю, но удерживаю равновесие.

Хлюпая носом и вытирая глаза, беру со стойки ключи и направляюсь обратно в гостиную, но останавливаюсь.

Что, если ей надо еще время?

– Дэниэл. – Его глаза как магниты, они одновременно притягивают и отталкивают меня. – Ты обещал.

Я сомневаюсь еще несколько секунд.

– Дэниэл!

Преодолеваю расстояние между нами, и он вырывает ключи у меня из рук. Быстро работая кистью, открывает замок на цепи и швыряет оковы на пол, словно они вызывают в нем сильнейшее отвращение, а затем смотрит на меня, словно я отвратителен ему не меньше, чем они, и хватает сапоги.

– Ты уезжаешь?

– Конечно, уезжаю. Я еду за ней. И, Дэниэл?

– Д-да, сэр?

– Молись о том, чтобы я ее нашел.

Пятьдесят семь

Папа велел мне молиться о том, чтобы он нашел ее, но я молюсь, чтобы не нашел.

Мое лицо пульсирует, спина болит там, где я ею ударился, но я становлюсь на колени, осеняю себя крестом и молюсь:

– Пожалуйста, Господи. Сделай так, чтобы Пенни оказалась дома с Николаем, и своей мамой, и со своей лучшей подругой. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

Я все еще стою на коленях, когда срабатывает сигнализация.

И я молюсь.

Звук открывающегося замка.

И я молюсь.

Дверь со скрипом открывается.

И я молюсь.

Папа высится подобно горе. Какую-то секунду я ничего не вижу, кроме него. Темный, напоминающий пришельца силуэт на пороге. Но потом он входит в комнату, а на его плече висит Пенни.

Я уничтожен, словно он наступил на меня огромным сапогом.

Она вся в ссадинах и неподвижна, будто…

– Она?..

Но тут ее рот приоткрывается, и я слышу невозможно тихое дыхание.

Спасибо.

Спасибо.

Спасибо.

Меня, как воздух – воздушный шарик, наполняет облегчение, но под папиным взглядом я сдуваюсь. Он говорит отрывисто:

– Иди в