группе "А" последние четыре года, в основном с одними и теми же ребятами. Это были те же ребята, которых он встретил возле класса Холла в свое первое утро после возвращения. Они вместе прошли все академические занятия. Класс ‘А’ оставался вместе по всем предметам. Они были классом ботаников. Было несколько парней, которые были хороши в спорте, но их было немного, а Эндрю определенно был дерьмом в спорте. Группы стали тесными, и хотя они общались во время обеда и перерыва, кроме физкультуры и занятий спортом после школы, у них больше ни с кем не было занятий.

Но, как у ярких занудных ребят, у них также были самые большие мишени за спиной. На самом деле травли в Хериот не было. Школа могла отчислять людей и отчисляла, поэтому травля была гораздо более словесной, чем физической. Межклассовая динамика была разной, но класс "Б" ненавидел их. Всегда был вторым лучшим. Преподавали в другом темпе и заставляли сдавать другие экзамены. Они были такими ожесточенными и совсем этого не скрывали. В свою очередь, класс ‘А’, конечно, наговорил им много дерьма в ответ, особенно о том, что они глупые. Всем им было по 13 или 14 лет, и они доказывали это каждый день!

Ребята из класса Эндрю быстро смирились с его возвращением, и к концу недели он вернулся к обычной школьной жизни. Что изменилось по сравнению с предыдущими годами, так это то, что когда он ходил в библиотеку в обеденный перерыв и после школы, Эндрю вместо того, чтобы читать художественную литературу, сидел и учился. С самого первого дня он был в курсе всего и читал заранее. Занятия проходили легко, и к тому времени, когда он возвращался домой к ужину, школьная работа была завершена. После урока физики Эндрю остался и поблагодарил преподавателя за то, что кафедра разрешила ему пользоваться Apple II во время перерыва. Он спросил, может ли он программировать по часу днем два раза в неделю. Эндрю был рад видеть, что они хотя бы подумают об этом и дадут ему знать. После первого урока физкультуры в этом году, которым в этом семестре был баскетбол, Эндрю трогательно продемонстрировал, что этот белый мальчик не умеет прыгать, пасовать или стрелять, он спросил учителя, можно ли ему плавать по утрам. Эндрю знал, что ему не разрешат ходить одному, и спросил, может ли кто-нибудь охранять его с 7.30 до 8.15. Он беззастенчиво разыграл карту выжившего после рака, и Кернс, учитель, сказал, что в то время он обычно был в школе. Он тоже не умел плавать самостоятельно, поэтому согласился, что они будут плавать в бассейне, присматривая друг за другом. Он взял на себя обязательство заниматься этим в течение семестра. Эндрю был в восторге.

“Спасибо, мистер Кернс, я плавал в "Содружестве" каждое буднее утро с тех пор, как у меня все разрешилось, и мне очень хотелось продолжить”.

Кернс удивленно посмотрел на него.

“Каждое утро, Эндрю?”

“Да. Я начинал три дня в неделю, но к третьей неделе начал заниматься все пять дней. Я дошел до плавания на 1000 м на спине, а затем сделал то же самое для кроля спереди. За последний месяц я проплыл 2000 м, по 1000 м на каждый. Обычно это занимает у меня от 60 до 65 минут. Я надеюсь продолжать совершенствоваться, чтобы пройти все 2000 м за 45 минут. Увидимся у бассейна в 7.30 утра в понедельник. Еще раз спасибо.”

Он также получил разрешение программировать на Apple II физического факультета по понедельникам и четвергам. К концу первой недели занятий Эндрю был действительно доволен тем, как все прошло, уже были созданы условия, чтобы помочь ему с физической подготовкой и бросить вызов в учебе.

Затем Эндрю ввязался в свой первый бой. Это говорит парень, который боялся собственной тени, который никогда в жизни не наносил ударов и уж точно никогда не получал ударов. Это было в orchestra of all places. Проблема началась с той же пары заноз в заднице четверокурсников – Саймона Кумбса и Мюррея Джонса, – которые доставали его в прошлом году. Саймон по-прежнему был болтливым, а Мюррей - еще большим неуклюжим придурком. Мелкий хулиган, каких у Гериота было немало. Не продержался бы и пяти минут в государственной школе, но здесь он все еще был тем придурком, который врывался к тебе, выбивал вещи из твоих рук, все то раздражающее дерьмо, которое является частью выживания в средней школе. Эндрю был там раньше них и настраивал свой контрабас. Это было недалеко от двери, и большинству остальных участников оркестра пришлось проходить мимо него по пути к своим секциям.

“Что ты делаешь здесь?”

Спросил Кумбс, проходя мимо. Он мучил его в прошлом году, но сейчас Эндрю это не беспокоило. Он подумал о психопате Гранте по удалению, и внезапно эти два клоуна оказались просто клоунами. Вместо этого он просто посмотрел на них, а затем отвернулся, игнорируя их. Затем Джонс намеренно врезался в него, ударив по спине. Типичное поведение Мюррея Джонса.

“Привет, что случилось с твоими волосами? Ты только что вышел из тюрьмы?”

Джонс рассмеялся над собственной шуткой, для него это было довольно неплохо. Все участники оркестра знали, что он проходил лечение от рака, поэтому Эндрю просто покачал головой и продолжал игнорировать их.

“Эй, Маклеод, ты что, глухой?”

Кумбс не собирался опускать руки.

“Я не разговариваю с глупыми или невежественными. Это касается вас, двух клоунов”.

Эндрю в основном наслаждался своей первой неделей возвращения в школу, но это вызвало множество болезненных воспоминаний о прежнем Эндрю из прошлого года. Джонс на минуту испугался, а затем вернулся с классикой.

“Что ты сказал?”

Эндрю посмотрел прямо на него.

“Я не разговариваю с глупыми или невежественными. Возможно, мне следует добавить также глухих”.

Его неприязнь к этой паре вкупе с вновь обретенной уверенностью в себе были опасны. Сердце Эндрю учащенно билось, и он задавался вопросом, не зашел ли он слишком далеко. То же самое, что и во всем мире, 13-14-летние насрать на парней на два года старше. Затем Мюррей Джонс переступил черту, о которой Эндрю и не подозревал.

“Пошел ты, Маклеод, почему ты не умер от рака, как все остальные”.

Все, что он мог видеть в своем воображении, это Фейт, корчащуюся на кровати и замученную до смерти. Эндрю сразу понял, что ему предстоит его первый бой. В оркестровой комнате воцарилась тишина, и Джонс ухмылялся ему. Эндрю