любой из ПК. В этом и заключается главная их опасность. Со временем мы, не наделенные паранормальным даром, останемся в меньшинстве… и тогда уже наши с вами рациональные взгляды на мир будут считаться… эксцентричными!

Эггертон облизнул губы. Сухая, вальяжная велеречивость Таунсенда отзывалась в сердце погребальным звоном: казалось, от каждого его слова веет зловещим холодом смерти.

– Другими словами, – пробормотал Эггертон, – помогать мне вы не намерены.

– Да, так и есть, – подтвердил Таунсенд, – но вовсе не оттого, что не желаем тебе помочь. Просто мы полагаем Агентство не настолько опасным, как тебе кажется, считаем, что истинную опасность собой представляют ПК. Найди способ выявлять их без помощи Агентства, и мы с тобой… но до тех пор на нас не рассчитывай, – пояснил он, подавшись к Эггертону и ткнув его тонким, костлявым пальцем в плечо. – Пойми: без баб с их невосприимчивостью к этой пакости мы как без рук. Можно сказать, нам еще посчастливилось: дело могло обернуться гораздо хуже.

Эггертон устало поднялся на ноги.

– Ладно. Доброй всем ночи.

Таунсенд тоже встал с кресла. В комнате воцарилась напряженная, неловкая тишина.

– Однако, – неторопливо проговорил Таунсенд, – охоту вполне можно предотвратить, рассеяв выдвинутые против тебя обвинения. До официального ее объявления время есть: двадцать четыре часа еще не истекли.

– И что же от меня требуется? – без особой надежды спросил Эггертон.

– Письменная копия предписания явиться в течение суток при тебе?

– Нет! – слегка осекшись, истерически выкрикнул Эггертон. – Я сбежал из приемной, прежде чем эта девица успела его вручить!

Таунсенд призадумался.

– А кто она такая, знаешь? Известно тебе, где ее можно найти?

– Нет.

– Наведи справки. Выследи ее, отыщи, прими предписание, а после сдайся на милость Агентства.

Эггертон в недоумении развел руками:

– И до конца дней оказаться у них на цепи?

– Зато останешься жив, – все так же негромко, монотонно возразил Таунсенд.

Лора Таунсенд подала Эггертону чашку горячего, исходящего паром черного кофе.

– Сахара или сливок? – мягко спросила она, сумев наконец привлечь внимание гостя. – А может, того и другого? Давай, Джон, давай, выпей горяченького перед уходом. Не на пустой же желудок отправляться в такой дальний путь!

Выяснить имя девчонки, Дорис Соррель, труда не составило. Квартира ее оказалась записана на имя Гарви Сорреля, мужа, однако дома Эггертон никого из них не застал. Спалив дверной замок выстрелом, он вошел внутрь и обыскал все четыре небольших комнатки. Перерыл ящики комода, перетряхнув и разбросав в стороны одежду и белье, со всей тщательностью обшарил шкафы, буфет, кладовую… но чем-либо полезным его порадовал только мусоросжигатель. В лотке мусоросжигателя обнаружился скомканный лист из блокнота, не успевший превратиться в пепел, наскоро нацарапанная заметка с именем Джея Ричардса, датой и временем, адресом и припиской: «Если Дорис не слишком устала». Сунув находку в карман пальто, Эггертон поспешил покинуть разгромленную квартиру.

Хозяев ее он отыскал в три тридцать утра. Приземлившись на крышу Коммерческого института и одолев пандус, ведущий к жилым этажам, Эггертон тут же услышал шум, доносившийся из ярко освещенного северного крыла. Празднество затянулось далеко за полночь. Безмолвно моля судьбу о благосклонности, Эггертон поднес ладонь к пластине анализатора в створке двери.

Дверь ему отворил приятный на вид, заметно поседевший, довольно грузный человек лет под сорок с бокалом в руке. Глаза его помутнели, затуманенные усталостью и выпивкой. Поморгав, он растерянно оглядел Эггертона с головы до ног.

– Не припомню, чтоб приглашал вас, – начал он, но Эггертон, решительно отодвинув его в сторонку, переступил порог.

Квартира оказалась битком набита гостями – кто сидит, кто стоит, все негромко смеются, о чем-то беседуют. Море выпивки, мягкие диваны, густые ароматы духов, плотные ткани, переливающиеся всеми цветами радуги стены, робоофицианты с подносами всевозможных закусок, приглушенное женское хихиканье, доносящееся из темных боковых комнат…

Сбросив пальто, Эггертон двинулся сквозь толпу наугад. Девчонка где-то здесь, наверняка где-то здесь… однако, вглядываясь в лица гостей, он видел вокруг лишь пустые, остекленевшие глаза да безвольно отвисшие челюсти.

Круто свернув к ближайшей двери, Эггертон покинул гостиную и вошел в спальню.

Дорис Соррель стояла к нему спиной у окна, легонько опираясь о подоконник и безмолвно глядя вдаль, на огни города.

– О, ты уже? – чуть повернув голову, пробормотала она… и тут-то увидела, кто стоит за спиной.

– Я за ним, – пояснил Эггертон. – За предписанием явиться в течение двадцати четырех часов. Давайте сюда, приму.

– Уф… напугали, – с дрожью в голосе выдохнула она и отодвинулась от широкого оконного проема. – Давно вы… давно вы здесь?

– Только вошел.

– Но… чего ради? – Осекшись, Дорис Соррель отрывисто, нервно рассмеялась. – Странный вы человек, мистер Эггертон. Не понимаю я вас. Абсолютно не понимаю.

За пеленой мрака, в освещенном дверном проеме, мелькнул мужской силуэт.

– Дорогая, вот твой мартини…

Разглядев Эггертона, вошедший умолк, изумление на его лице сменилось угрозой.

– Топай отсюда, приятель. Место занято.

Дрожащие пальцы Дорис коснулись его плеча.

– Гарви, это тот человек, которому я днем пыталась вручить предписание. Мистер Эггертон, это мой муж.

Оба холодно, неохотно пожали друг другу руки.

– Ну, так где предписание? – поторопил Дорис Эггертон. – Оно у вас с собой?

– Да… в сумочке. Сейчас.

Оправившись от испуга, Дорис шагнула в сторону.

– Кажется, я оставляла ее где-то здесь. Гарви, черт побери, где моя сумочка? А, вот. На кровати.

Пошарив во мраке, она подняла с покрывала нечто небольшое, тускло поблескивавшее, щелкнула замком, вручила Эггертону карточку и закурила, не сводя с него глаз. Отправляясь на празднество, Дорис переоделась в шелковое платье по колено длиной, запястья украсила бронзовыми браслетами, а волосы – зеленоватым, испускавшим неяркий фосфорический свет цветком. К этому времени цветок безнадежно увял, полурасстегнутое платье измялось, а его хозяйка, смертельно уставшая за день, просто валилась с ног.

– Зачем вы вернулись? – спросила она, зажав сигарету в ярко-алых губах и прислонившись плечом к стене. – По-моему, для вас разницы уже никакой. О начале охоты будет публично объявлено через полчаса… и ваш персонал об этом уже уведомлен. Господи, как я устала…

Вздохнув, Дорис Соррель раздраженно огляделась в поисках мужа, бросила на него взгляд, и Гарви послушно подошел к ней.

– Едем домой, – в нетерпении проворчала она. – Мне на службу с утра.

– Но мы же еще не видели, ради чего собрались, – насупившись, возразил Гарви Соррель.

Дорис непреклонно выдернула из стенного шкафа пальто.

– И черт с ним! К чему вообще вся эта таинственность? Бог мой, мы проторчали здесь битых пять часов, а он до сих пор тянет резину! Нет, пусть даже он машину времени изобрел или разобрался с квадратурой круга, мне уже все равно – лишь бы