другу на лестничных площадках вокруг зала. В вышине палаты ленивыми кругами летали Бен-Элим. Они подняли рога к губам, когда дверь открылась и в комнату вошел Исрафил, лорд-протектор, а за ним процессия Бен-Элимов. Первым среди них шел золотоволосый Кол, за ним еще несколько человек, выстроившихся в две широкие колонны, а между ними шли две фигуры. Одна — Бен-Элим, другая — женщина в тренировочной ливрее Белокрылого.

Исрафил остановился на помосте, стоя перед фигурами Асрота и Мейкала, за его спиной маячили гигантские стражники.

'Вера, Сила и Чистота', - страстно прокричал Исрафил, далекий от монотонной декламации, которая была обычным способом произнесения Элайонского Языка. Его глаза пылали, крылья подрагивали от сдерживаемого гнева.

'Ибо таков Путь Элиона', - пробормотала Рив вместе с остальными членами палаты, хотя поведение Исрафила ее тревожило.

'Здесь, в Драссиле, совершено преступление', - прогремел голос Исрафила, и в зале воцарилась тишина.

Рив различала две фигуры, сопровождаемые Бен-Элимом. Один из них был Бен-Элим Адонай, друг Кола. Он пировал с сотней Афры в ту ночь, когда Рив ударила Вальда ногой по камням, и сидел на почетном столе вместе с Афрой. Кожа его была бледна как молоко, глаза — темные впадины. Воительница рядом с ним подняла голову. Это была Эстель, которая сидела на скамье рядом с ним в ту же ночь. Ее глаза были красными от слез, а лицо искажено стыдом.

"Их обвиняют в неподобающих отношениях, — продолжал Исрафил, — в поведении, которое считается недопустимым между Бен-Элимом и смертной из Изгнанных земель".

По залу прокатился шепот. Рив почувствовала, как пошатнулась на своем месте, ужас от заявления Исрафила был как удар.

"Элион Создатель создал всех нас, — продолжал Исрафил, — но Бен-Элим он создал как существ духовных, без желаний плоти. Сейчас мы стали плотью, как вы, люди, плотью, но это не значит, что он создал бен-элимов и людей, чтобы они легли один с другим. Мы, Бен-Элим, — Сыны Могущественных, Отдельные, такими нас создал Элион, и такими мы и останемся! Он поднял руку вверх, когда раздались крики. Эти двое не совершали такого подлого поступка, иначе их жизни были бы потеряны. Но они поступили неподобающим образом, один с другим, и совершили действия, которые, если оставить их безнаказанными, могут привести к Великому Поступку. Смешать кровь вечного и смертного". Он сделал паузу, его глаза пылали гневом. 'Мы — Бен-Элим, отдельные, чистые, созданные так Элионом. Наша кровь не может разбавиться, мутировать. И эта истина одинакова для смертных этих Изгнанных земель, будь то человек или великан". Он сделал паузу, презрительно глядя на Адонаи. 'Ты сделаешь нас меньше, твой необдуманный поступок грозит привести на эту землю новую, запятнанную породу, испорченную слабостью человеческих чувств, управляемую желаниями плоти, а не Законом Элиона. Ты сделаешь нас слишком слабыми, чтобы обеспечить соблюдение Предания Элиона". Он почти выплюнул последние слова и сделал долгий, дрожащий вдох, чтобы успокоиться. Мы были созданы отдельно, и наша кровь должна оставаться такой. Этого требует Закон. Под страхом смерти".

Он повернулся к Бен-Элиму, стоявшему во фланге Адонаи, и кивнул им, одновременно выхватывая меч.

Бен-Элим схватил Адоная и заставил его опуститься на колени.

В зале воцарилась тишина, как показалось Рив, на весь Драссил.

Адонай посмотрел на Исрафила, когда тот подошел к нему.

'Не делай этого', - прошептал Адонай, хотя его голос разносился по толпе. Мы все — творение Элиона". Его взгляд метнулся к Бен-Элиму, стоявшему на страже около него, и на мгновение задержался на Коле. Он снова уставился на Адоная суровыми глазами.

'Молчи, нарушитель Закона', - прорычал Исрафил, стоя перед Адонаем.

'Адонай из Бен-Элима, я признаю тебя виновным в нарушении нашего Священного Писания, — воскликнул Исрафил, поднимая меч, — и в приговоре я отнимаю у тебя крылья'. Меч вонзился, раздался звук, похожий на раскалывание мягкого дерева, взрыв белых перьев, когда крылья были отрезаны, за ним последовал пронзительный крик, звонкий, еще один, наложенный на другой, казалось Рив, что они никогда не закончатся, медленно затихая до жалобного скуления, когда Адонай упал в хватку Бен-Элима по обе стороны от него. Два его белых крыла лежали в грязи, испещренные багровыми пятнами, а кровь вяло сочилась из двух обрубков на спине.

Исрафил и охранники Бен-Элима смотрели на Адоная. Рив заметил, как на лице Кола промелькнула эмоция, нечто среднее между жалостью и стыдом.

Исрафил повернулся к Эстель.

К удивлению Рив, женщина не плакала и не хныкала, а стояла и смотрела на Исрафила с молчаливым мужеством.

Как Белокрылая, подумала Рив.

'Ты, Эстель ап Торил, лишаешься своего звания и положения в Белокрылых. С этого момента ты изгоняешься из Драссила и Страны Верных. У тебя есть две луны на то, чтобы покинуть это королевство, после чего, если тебя обнаружат в наших пределах, ты будешь казнена без суда и следствия".

Он смотрел на нее сверху вниз, его меч все еще капал кровью Адоная.

Белое перо опустилось на землю между ними.

Он шагнул вперед, схватил эмблему Белокрылых, нашитую на плече ее тренировочного жилета, сорвал ее и бросил на каменный пол.

'Ты понимаешь свое наказание?' сказал Исрафил.

Эстель не ответила, просто уставилась на Исрафила.

'Эстель ап Торил, ты понимаешь свое наказание?' повторил Исрафил, тише, но еще более грозно.

'Понимаю', - сказала Эстель, склонив голову, и в ней прорвался всхлип, который она быстро сдержала.

'Уберите их с глаз моих', - прорычал Исрафил и вышел из Большого зала.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

ДРЕМ

Дрем открыл дверь, выглянул наружу и посмотрел вдоль дорожки, которая вела к их холду. Всадники приближались. Много.

Папа, — сказал Дрем, выходя на крыльцо. Его отец последовал за ним, двинулся впереди него, накинув на плечи плащ и сунув в него меч Звездного Камня.

Во двор въехали всадники — десять, двенадцать, шестнадцать человек, и все еще прибывали новые. Дрем почувствовал свинцовую тяжесть в животе, потому что узнал некоторых из них. Во главе их ехал бритоголовый мужчина со шрамом от рта до челюсти, а за ним скакал человек с окладистой рыжей бородой. У него был новый синяк, покрывавший половину лица, один глаз покраснел и опух.

Он дрался с кем-то еще?

Когда они остановили своих лошадей перед хижиной, Дрем узнал еще нескольких: у одного было сломано предплечье, у другого — рука, которую Дрем раздробил и сломал кости пальцев. Позади собрались другие, от них исходила аура дурных намерений. Дрем привык жить среди трапперов и людей, существовавших на задворках цивилизации, людей, которые жили