впечатление, что дай волю, и я бы ходил вчера с транспарантом по улице и кричал о несправедливости в громкоговоритель.

Как бы то ни было, мое нынешнее воодушевление было связано с исполнением еще одной давней мечты, помимо кругосветки, — приблизиться к космосу. Кстати, легендарную фразу «Хьюстон, у нас проблемы» произнес Джеймс Лоуэлл, командир космического корабля «Аполлон-13», в 1970 году во время экспедиции на Луну. А относилась она ко взрыву кислородного баллона на борту и выходу из строя двух батарей топливных элементов. Я знал это еще до визита в Центр NASA, и даже до того, как окончательно осознал свое увлечение. Советские передачи о Гагарине, «Гостья из будущего», а много позже программы на ютубе о звездах, планетах и галактиках — вот то, о чем неустанно рассказывал Марусе, а иногда и увлекал смотреть вместе со мной.

И вот, стоя на входе в святая святых, в главную мировую Мекку исследования и развития космоса, я трепетал от предвкушения, как советский школьник, которому подарили сборную модель самолета. Прошел турникеты и затерялся среди школьников американских — какая ирония! Моя экскурсионная группа состояла в основном из детей. И вот я — здоровый высокий дядька в шляпе, слоняющийся с открытым ртом между ракетами и частями космических аппаратов. В следующие несколько часов я полностью забыл о визах, консулах, французах, кругосветке и рушащихся планах. Я был в космосе на Земле!

Стоило на секунду отвлечься на входящее сообщение, как моя группа пропала из виду. Шатаясь вокруг макета шаттла, я пытался отыскать «своих» глазами, но тщетно. Спустя пару минут ко мне подошел молодой парень, сотрудник музея. Полноватый техасец лет двадцати восьми, ничем не примечательный — рыжая бородка, очки в роговой оправе, добрый, но чисто формальный взгляд.

— Сэр, почему вы один? Вам следует держаться группы, — голос вежливый, но лишенный эмоций.

Я смотрел на него долго и пристально, но внутри словно поднялась теплая, мягкая волна.

— Чувак, можно, задам тебе один вопрос? Всего один вопрос!

Техасец недоуменно заморгал от такого панибратского обращения, посмотрел на меня удивленно. Похоже, он сбился с программы.

— Да, сэр, конечно.

— О чем ты мечтаешь сейчас? Только ответь искренне. Не торопись.

Парень улыбнулся так, будто я задал самый простой вопрос на свете.

— Сэр, я мечтаю путешествовать. Мечтаю увидеть другие страны, культуру, монастыри, природу, архитектуру, пляжи, в конце концов. Хочу побывать на тех белоснежных пляжах из рекламы — Баунти. Я родился здесь и за всю жизнь не был нигде, кроме Техаса. А у нас ничего нет, кроме равнины, степи и олдскульных традиций. Вам просто меня не понять. А теперь давайте я провожу вас к группе, — вздохнув, он вернулся в реальность onduty[28].

— Напротив, я очень хорошо тебя понимаю, — продолжил, игнорируя его «протокол». — Я родился в СССР, в промышленном городе. У нас был железный занавес, мы никуда не могли путешествовать. Ни мои родители, ни мои бабушки и дедушки. У нас не было свободы — это пострашнее равнины и степи. Когда я впервые увидел море, то был чуть младше тебя. И у меня тоже есть мечта.

«Какая, сэр?» — не высказал его голос, но спросили глаза.

— Кругосветное путешествие, в котором я нахожусь прямо сейчас! И еще одна…

Джерри — так звали парня — начал расспрашивать о «Большом Круге», о маршруте, о городах и, конечно же, о затратах. Об Украине, как там живут люди, и о том, чем занимаюсь я. Мы увлеченно говорили не менее получаса, затем появилось чувство, что разговор угасает, и, словно резюме, Джерри задал последний вопрос.

— Так, а какая все-таки вторая мечта, Артеми? — он наконец избавился от формального «сэр» и назвал меня по имени.

— Космос, бро! Космос.

Во взгляде Джерри появились заговорщицкие огоньки. Он отошел в сторону, пообщался с кем-то по рации. Махнул мне рукой.

— Погнали!

Просить дважды не понадобилось. Джерри провел меня без группы по закрытому городку, где тысячи людей трудились над настоящими космическими программами. Там и отдельные здания, занимавшиеся только Луной, и кампус, где трудились над полетами на Марс. Мы зашли в действующий цех тестирования и разработки космической техники. Чего там только нет! Модули космических станций, луноходы, космические роботы, скафандры, спускаемые аппараты и просто сотни приборов, девайсов, которых я даже не знаю. А вокруг всего этого трудились техники — мужики в комбинезонах, с длинными волосами и бородами, махали нам руками, отмеряя что-то на чертежах у модуля космического аппарата. Клянусь, с этим ощущением могла сравниться только первая поездка на море!

Джерри провел меня в центр управления полетами, как раз туда, куда адресовалась фраза: «Хьюстон, у нас проблемы». В этом контексте рассказал мне уже известную историю. Но здесь, в NASA, она переживалась совсем по-другому. Оказалось, полет на Луну занимает несколько дней, а при посадке произошел критический момент: на несколько секунд больше — и все, топлива на обратную дорогу могло не хватить. В ЦУПе всерьез готовились дать космонавтам команду: «Отбой, возвращайтесь!» И вот, управляя действиями космонавтов с расстояния в триста восемьдесят тысяч километров, выполняя сложнейшие вычисления на бумаге, ориентируясь по непрерывно поступающим данным, специалисты в этом самом центре приняли решение: «Сажайте!» И космонавты посадили. Топлива оставалось еще всего на семнадцать секунд.

Потом Джерри отвел меня в огромный ангар. С виду обычный, как в Одесском порту или на харьковском рынке Барабашово. Или как тот же автовокзал Нуэво-Ларедо, только намного больше. И там стояла ракета «Сатурн-5», выводившая полезную нагрузку на орбиту, — самая мощная и самая грузоподъемная из созданных на данный момент человечеством!

— Именно эта ракета использовалась для пилотируемой посадки на Луну, — услужливо сообщил Джерри, окончательно добивая меня. — Длина сто десять метров, вес почти три тысячи тонн. «Сатурн-5» тринадцать раз взлетал и выходил на орбиту, все запуски — успешные.

— Обалдеть! — только и сумел выдавить я.

Сопла реактивных двигателей были настолько огромные, что туда мог спокойно влезть целый автомобиль. Ракета состояла из трех ступеней, которые сейчас разъединены — между ними мостики и можно было проходить туда-сюда, разглядывать металлические внутренности махины. На самом кончике третьей ступени, в маленькой железной люльке, должны были ютиться два космонавта — под этой исполинской, реактивной, дикой мощью!

Глаза разбегались от такого количества впечатлений. Впервые я был безгранично счастлив, что пока не получил визу. Бог мой, как представил, что мог всего этого не увидеть — чуть за голову не схватился перед Джерри.

Я снимал все это на камеры беспрестанно, ловко меняя объективы, словно наперсточник стаканчики перед «сладким»