приготовлением отваров по срочному заказу из списка, который на днях им принес прислужник какого-то знатного господина. Несколько раз Сяо Вэнь оставлял Лю Синя одного, уходя и прихватив с собой сумку с лекарствами. Мало-помалу юноша втянулся, быстро выполняя поручения, оставленные Сяо Вэнем. Иногда он даже кормил парящих лотосов, которые питались заряженной камнями водой, если сам лекарь забывал это сделать. Несколько раз, выходя на задний дворик и подходя к конюшне, Лю Синь вспоминал слова Сяо Вэня об имени, которое он должен дать своей лошади. Он никогда и никого не называл, поэтому раздумывал над этим пару дней, не забыв спросить совета у Тан Цзэмина. Он вспоминал, как всю дорогу его пегая лошадь везла своего всадника по менее ухабистым дорогам и через менее высокие кустарники, ища окольные пути, хотя три других коня перли напрямик сквозь непроходимые дебри.

В итоге, потратив на думы две ночи, он решил позвать ее:

– Лило.

Лошадь подняла голову от поильни и уставилась на него большими умными глазами.

Сяо Вэнь оказался прав. Лошадь с именем вела себя совсем по-другому. Теперь, завидев хозяина, она первая подходила к нему, тесня Игуя и подставляясь под его руки.

В первой же поездке к реке она вела себя иначе, беспрекословно подчиняясь командам и ступая туда, куда ей было велено.

Добравшись до реки, Лю Синь осторожно спешился и, поравнявшись с Сяо Вэнем и Тан Цзэмином, подошел к берегу, держа на руках большую зеленую черепаху. Опустив ее в воду, он слегка подтолкнул животное вперед и встал рядом с мальчиком.

– Почему она не уплывает? – спросил Тан Цзэмин, вскидывая брови.

Большая черепаха смотрела на них, зависнув в воде и не поддаваясь хоть и слабому вблизи берега, но все же течению.

– Давай, ну же, – подбодрил ее Лю Синь, размахивая руками.

Черепаха выползла на берег и медленно двинулась в их сторону. Лю Синь несколько раз опускал ее в воду, и каждый раз она возвращалась, упорно примыкая к их маленькой компании. Не выдержав, Байлинь протопал к ней и, взмахнув крыльями, обхватил ее за панцирь и отнес на середину реки.

Подождав немного, все решили, что черепаха наконец уплыла.

Запрыгнув на свою лошадь и собравшись отъезжать, Лю Синь обернулся на берег в последний раз и тут же распахнул глаза – большая черепаха упорно ползла в их сторону.

– Приелась к нашей капустке, не иначе, – сложив руки на груди и прикрыв глаза, покачал головой Сяо Вэнь.

Решив оставить упорного зверя, все двинулись в сторону дома. Только теперь большую рептилию нес Байлинь, мирно паря над ними и держа в лапах панцирь черепахи, которая медленно перебирала лапами, словно плыла по воздуху.

Еще через несколько дней Сяо Вэнь снова ушел на срочный вызов одного из взволнованных прислужников: какому-то там господину вдруг стало плохо. Лю Синь несколько часов провозился с разбором мышьяка, олова, буры и морской соли для подготовки к созданию лекарства от чесотки, попутно заглядывая в одну из фармакопей, написанных Сяо Вэнем. Он удивился, узнав, что в доме есть целый стеллаж книг, написанных рукой Сяо Вэня.

Выбрав «Трактат о болезнях, связанных с синдромом холода», Лю Синь увлеченно штудировал его, ведь близились холода и вскоре им нужно было заготавливать лекарства из собранных трав.

Потеряв счет времени, юноша выглянул в окно, подмечая, что уже перевалило за обед, а Сяо Вэнь все еще не вернулся. Обычно они обедали втроем: он, Сяо Вэнь и молчаливый Цзин, который за весь прием пищи мог сказать только одну фразу «спасибо» в конце. Сяо Вэнь, казалось, не обращал особого внимания на отрешенность мужчины, болтая без умолку, а вот Лю Синя такая холодность Цзина не то чтобы напрягала, но заставляла чувствовать себя не в своей тарелке.

Захлопнув трактат на очередном ворчании пустого желудка, юноша уверенным шагом прошел в кухню и принялся готовить обед. Расставив блюда на столе, он некоторое время посидел в ожидании Цзина, но, так и не дождавшись его, подхватил поднос с мисками и поднялся на второй этаж. Вероятно, мужчина впервые не спустился к обеду, потому что решил избежать неловкого молчания между ними.

Потоптавшись у дверей Цзина с минуту, Лю Синь уверенно постучал.

– Заходи, – послышался приглушенный голос.

Пройдя внутрь, Лю Синь увидел скромную обстановку, которая ничем не отличалась от убранства их с Тан Цзэмином спальни. Мужчина сидел прямо на полу в позе для медитации, обращенный лицом к большому окну.

Лю Синь спросил:

– Ты не спустишься к обеду?

– Нет, я не голоден.

Выдохнув, юноша подошел к низкому столику и разгрузил на него поднос.

– Не стоило, – сухо сказал Цзин, все еще не поворачиваясь.

Парень медленно подошел к двери, намереваясь выйти, но в последнюю секунду передумал и развернулся:

– Ты впервые не спустился к обеду. Совпадение ли, что как раз сегодня Вэнь-гэ отсутствует?

– Я просто не голоден.

– Брехня! – воскликнул Лю Синь.

Помолчав некоторое время и не дождавшись ответа, он прикрыл глаза.

– Слушай, ты любишь быть в одиночестве? Ладно. Но это не повод избегать меня как чумного.

Цзин повернул голову, небрежно бросая:

– Люблю быть в одиночестве?

Лю Синь замешкался:

– Ты почти всегда молчишь. На протяжении всего нашего пути ты не сказал ни слова, я думал, ты немой! Как мне узнать, что ты любишь, а что нет?

Цзин вдруг повернулся, поднимаясь на ноги и смотря на него ничего не выражающими глазами:

– Разве ты пытался заговорить со мной хоть раз?

Лю Синь моргнул, вперившись взглядом в пол.

– Или, может, хоть единожды сказал «спасибо»? За весь наш путь я не услышал от тебя ни слова.

Стыд царапнул нутро.

Поджав губы, Лю Синь дернул уголком рта и бросил взгляд в сторону. Прокручивая в голове моменты, в которых Цзин не раз спасал ему и Тан Цзэмину жизнь, он, сглотнув тяжелый ком, вдруг понял: мужчина абсолютно прав – он ни разу не поблагодарил его, принимая помощь как данность. Он всегда рассыпался в благодарностях перед Гу Юшэном, но ни разу не обмолвился с Цзином и словом. И сейчас это осознание было словно удар по лицу.

Все это время Цзин смотрел на него. В его словах не было упрека или насмешки. Он спрашивал по обыкновению спокойным голосом, и от этого становилось еще тяжелее на сердце. Лю Синь видел, что между Гу Юшэном и Цзином сквозят холод и неприятие. Он кожей чувствовал это напряжение и не хотел лезть в их склоки, но у него самого не было никаких причин относиться к мужчине так отрешенно. Просто наблюдая, как сторонится его Гу Юшэн, Лю Синь невольно поддался его влиянию, только сейчас осознавая, как был неправ.

– Цзин, я…

– Не нужно. Уходи, я должен медитировать, – выдохнул мужчина, вновь поворачиваясь к нему спиной и усаживаясь на пол.

Лю Синь поджал губы и развернулся к двери. У него действительно не было никакого права что-то требовать от него сейчас, да и оправдания своему поведению он считал излишними и стыдными. Решив впредь исправить ситуацию не словами, а действиями, юноша глубоко втянул воздух.

– Спасибо… за обед, – тихо сказал Цзин ему в спину.

Лю Синь поднял голову и вскинул уголок губ, уже открыв дверь.

– И тебе спасибо, Цзин.

Звуки ударов металла о металл разносились по большому заднему двору. Тан Цзэмин, оттолкнувшись от стены, взлетел над головой Гу Юшэна и, не успев обрадоваться удаче – заметив брешь в защите мужчины, – был схвачен за лодыжку и опрокинут на землю. Раскинув руки на земле, он переводил дыхание, глядя на плывущие по небу белые облака.

– Вставай.

Выгнувшись в дугу, в следующее мгновение Тан Цзэмин уже стоял на ногах, прокручивая в руках тренировочный меч.

– Когда я буду сражаться настоящим оружием? Мне надоел этот обрубок!

– Когда будешь готов, – ответил Гу Юшэн, занося удар.

– Вы всегда так говорите! – просипел Тан Цзэмин, упираясь в землю ногами и проезжаясь по ней, отчего остались борозды под тяжестью меча Гу Юшэна, который он блокировал своим изо всех сил.

– И буду говорить так еще долго.

– Если бы я мог использовать духовную силу, то давно был бы готов!

– Но ты не можешь.

– Мне что, до двадцати лет тренировочным мечом махать? –