брачный укус… Боже, это напоминает мне о моей юности, — говорит она мне с драматизмом в голосе, который очень напоминает то, как Лора рассказывает истории.

Она делает паузу, чтобы приподнять край рукава, обнажая небольшой шрам возле локтя.

Мне требуется мгновение, чтобы понять, что я вижу рисунок зубов.

— О, вау, — это все, что я могу сказать. Что я должна сделать в ответ? Задрать юбку, показать ей свое колено и сказать, вот это падение с дерева в семь лет? Или охать над ее шрамом от укуса, как будто он четырнадцатикаратный?

Двери патио закрываются за нами, когда она хвастается:

— У меня была настоящая пара, каким бы редким это ни было. В отличие от моего брата и Дианны. Я всегда знала, что они не подходили друг другу, но это было трудно объяснить. Я думаю, было бы проще, если бы он знал, на что это похоже.

— Как ты узнала? — спрашиваю я, прежде чем успеваю себя остановить, и она одаривает меня улыбкой, которая, честно говоря, кажется немного покровительственной, как будто я тоже никак не смогу понять, о чем она говорит.

Тем не менее, в ней побеждает желание поделиться мудростью.

— Я чувствовала присутствие моей пары рядом со мной, что мы связаны друг с другом даже за пределами Земли. Мне приснилось, что его волк преследовал меня, метил свою территорию, — задумчиво говорит она, и я чувствую, что в том, о чем она говорит, есть настоящая красота.

Маленькая девочка в пышном тюлевом платье подбегает к тете Дженни и хватает ее за руку, сморщив нос.

— Дядя Роб помочился на тебя в твоих снах?

Тетя Дженни издает довольно похожее на собачье рычание, и маленькая девочка убегает прежде, чем я успеваю узнать ее имя. Это настолько свирепо, что у меня волосы на руках встают дыбом, и это все, что я могу сделать, чтобы не сбежать тоже.

— Дети, — язвит Дженни, — неужели родители не учат их уважению?

Я прикусываю нижнюю губу и подозреваю, что не узнаю ответа на этот вопрос в стиле «бей и беги». Что действительно очень плохо, потому что я тоже умираю от желания узнать. В моих снах никто не метил свою территорию, но… Я сглатываю, и мои щеки немного краснеют от воспоминаний.

Я узнала ту сторону Шона, которой не знала раньше. Я просто сначала не узнала его, потому что он не делился со мной всем собой.

Дженни оглядывается через плечо, затем спрашивает меня вполголоса:

— Ты уже познакомилась с Кэррингтонами?

— Нет, но я с нетерпением жду возможности увидеть невесту. Я уверена, что она великолепна.

Тетя Дженни усмехается.

— Ханжеская компания. Но пришло время кому-то вернуть семье Хейз хоть немного благопристойности.

Она говорит это с таким ядом, что я не могу представить, что она имеет в виду кого-то, кроме Шона, как он смирился с тем, что меня отказались принимать. Я чувствую, как мои внутренности немного сжимаются. Я понятия не имела, что они такие.

— Я думаю, сыновьям Дианны есть чем гордиться. Они все замечательные.

— Нет, ее сестра. Одичала в лесу. Я не могу представить, так невероятно эгоистично. А потом у Ди хватило наглости умолять отца Мартина разрешить похоронить ее на семейном участке, — говорит Дженни с насмешливым шумом, отмахиваясь от меня, как будто это то, о чем я должна была знать.

Я моргаю, потому что, что я должна на это ответить? Не сходится, тетя Дженни?

— Если кто-то еще в этой семье одичает, это погубит и Кэррингтонов, которые будут связаны с нами, — продолжает она, и это придает смысл еще нескольким вещам о семье Шона, если все оборотни такие странные и пуританские.

И это такой облом. Оборотни существуют, и они своего рода отстой.

— Ну, всегда есть развод, — говорю я, потому что это кажется очевидным. Странно требовать от людей оставаться в отношениях только поэтому.

Поведение тети Дженни быстро меняется с теплого и приветливого, и она бросает на меня испепеляющий взгляд.

— Это поколение, клянусь. Мы не разводимся.

— Потому что… волки спариваются на всю жизнь? — я пытаюсь угадать, ткнув пальцем в небо, внутренне морщась от того, что это какой-то устаревший факт в стиле канала Discovery.

Дженни закатывает глаза.

— Это грех, дорогая.

Я моргаю еще два или три раза. Все время забываю, что люди все еще могут быть такими убежденными католиками, и действительно не знаю, что ответить, потому что технически я сейчас все еще на работе, и было бы нехорошо высказывать настоящие мысли в рабочее время.

Я прикусываю губу, когда веду ее к столу, на тарелке для хлеба лежит ее маленькая именная карточка, а она продолжает:

— Кроме того, развод с одичавшим волком ничего не даст. Они не могут измениться обратно. Они уходят.

«Однажды она не вернулась», — вспоминаю я, как говорил Шон.

Я слышу его голос поблизости и отпускаю руку тети Дженни. Я посылаю ей самую короткую из прощальных улыбок и ухожу, бессвязно бормоча что-то о том, что я где-то нужна, что-то в этом роде.

Видела ли я когда-нибудь Шона целиком? Таким образом, когда все несоответствия и противоречия снова сходятся воедино, не просто парнем, который хотел сделать меня своим миром, не просто волком, готовым вонзить в меня зубы.

Я вижу все, чего не хватало раньше, то, как я была частью этого уравнения. Наши уязвимости, то, как мы зеркалили друг друга, были тем, что изначально свело нас вместе, и причинами, по которым мы разошлись.

Мне всегда казалось, что быть замужем за ним было слишком хорошо, чтобы быть правдой, что он не мог по-настоящему любить меня. Что он был не в моей лиге, и я никогда не могла надеяться, что он действительно будет моим, что мне придется довольствоваться тем, как понемногу разбивают мое сердце каждый месяц или около того. Что я так изголодалась по любви любого рода, что смирилась бы с этим.

Каждый месяц или около того. Боже. История с оборотнем действительно проясняет большинство моих вопросов, теперь, когда я думаю об этом. Не то чтобы это что-то меняло в том, как его семья относилась ко мне… Я имею в виду, может быть, и меняет. Я не знаю. Может быть, нам всем нужен один большой сеанс психотерапии.

Сердце бешено колотится в груди, когда я возвращаюсь на кухню. У меня голова идет кругом от нахлынувших эмоций, но одно я знаю наверняка: мне нужно найти Шона и поговорить с ним.

24

Шон

Я делаю, черт возьми, все, что