В этот момент к ней подходит мисс Ледерен.

И тут же ее любовь к доктору Лайднеру берет верх, и онапытается сделать вид, что ничего не произошло. Мисс Ледерен не должнадогадаться, какое чудовищное открытие она только что сделала.

Она нарочно отворачивается в другую сторону (к внутреннемудвору) и произносит фразу, которая ей пришла в голову, когда она увидела, какотец Лавиньи идет по двору: “Я поняла, как можно проникнуть внутрь…”

Больше она ничего не желает говорить. Она, мол, “должнахорошенько все обдумать”.

Доктор Лайднер, с тревогой наблюдающий за ней, понимает, чтоона обо всем догадалась. Она не в силах скрыть от него свой ужас, своеотчаяние.

Правда, пока она еще не выдала его, но сколько можно терпетьтакую зависимость?

Убийство входит в привычку. И доктор Лайднер ночью подменяетстакан воды стаканом с кислотой. Он надеется, что все сочтут это самоубийством:несчастная женщина, повинная в смерти миссис Лайднер, не выдержала угрызенийсовести и наложила на себя руки. Для убедительности доктор Лайднер прячет у неепод кроватью орудие убийства.

Неудивительно, что в предсмертной агонии мисс Джонсонотчаянно пытается сообщить то, что удалось ей узнать столь дорогой ценой.“Окно” — вот что сыграло роковую роль в убийстве миссис Лайднер. Не дверь, аименно окно.

Итак, все объяснилось, все стало на свои места. Безупречно,с психологической точки зрения.

Однако никаких доказательств у меня нет. Решительно никаких.

Наступило молчание. Ужас переполнял нас. Ужас и жалость.

Доктор Лайднер не шелохнулся, не издал ни звука. Он сиделвсе в той же позе, измученный, постаревший.

Наконец он поднял на Пуаро свой мягкий, усталый взгляд.

— Да, — сказал он, — доказательств нет. Но это не имеетзначения. Вы ведь знали, что я не стану ничего отрицать. Не стану отрицатьправды. На самом деле.., я даже рад. Я так устал…

Он помолчал.

— Мне жаль Энн, — добавил он просто. — Гадко..,бессмысленно.., это был не я! Как она страдала, бедняжка. Нет, это не я. Это —страх.

Его губы, сведенные болезненной гримасой, вдруг тронуласлабая улыбка.

— Из вас вышел бы отличный археолог, мосье Пуаро. Вы одареныталантом воскрешать прошлое. Все было так, как вы сказали. Я любил Луизу.., иубил ее. Если бы вы ее знали, вы бы меня поняли… Впрочем, вы и так всепонимаете.

Право, не знаю, что еще добавить к сказанному.

“Отца Лавиньи” и его сообщника задержали, когда онисобирались сесть на пароход в Бейруте.

Шейла Райли вышла замуж за Эммета. По-моему, это как раз то,что ей надо. Он отнюдь не “тряпка” и сумеет держать ее в узде. Выйди она заБилла, бедняга оказался бы у нее под каблуком.

Кстати, я ходила за ним, когда в прошлом году егооперировали по поводу аппендицита, и очень к нему привязалась. Опекун отослалего в Южную Африку — подыскал там для него какое-то дело.

Мне не привелось больше побывать на Востоке. Странно, нопорой меня туда тянет. Я вспоминаю, как шумит мельничное колеса, как женщины,опустившись на колени, полощут в реке белье, вспоминаю медлительных верблюдов сих загадочным надменным взглядом, и во мне просыпается ностальгическое чувство.В конце концов, быть может, грязь не столь уж и опасна для здоровья, какпринято думать!

Доктор Райли, бывая в Англии, всегда меня навещает. Как яуже писала, именно он подвиг меня на этот литературный труд. “Хотите — берите,— сказала я ему. — Знаю, здесь полно всяких ошибок, стиль не тот, да ивообще.., но, как говорится, чем богаты…”

И он взял рукопись. Без всяких колебаний. Неужели еекогда-нибудь напечатают? Вот будет забавно!

Мосье Пуаро снова отправился в Сирию, а неделю спустя,возвращаясь домой на Восточном экспрессе, он раскрыл еще одно убийство. Оннеобыкновенно умен, не стану отрицать, однако как он меня дурачил! Право,никогда ему этого не прощу. Делал вид, будто верит, что я замешана впреступлении и что я на самом деле вовсе не медицинская сестра!

Вот и доктора почти все таковы. Им бы лишь подшутить надвами, а что вы чувствуете при этом, им безразлично.

Я все думаю и думаю о миссис Лайднер: какая она все-такибыла на самом деле? Порой мне представляется, что она очень дурная женщина, апотом вдруг вспомню, как мило она обходилась со мной, какой ласковый у нееголос.., и эти чудесные белокурые волосы, и.., нет, не обвинять ее надо, апожалеть.

И доктора Лайднера тоже ужасно жаль. Знаю, что он совершилдва убийства, но ничего не могу с собой поделать. Он так отчаянно ее любил. Какстрашно, должно быть, питать к кому-либо такое чувство.

Чем старше я становлюсь, чем лучше узнаю людей, чем чащевижу повсюду страдания и болезни, тем больше сердце мое наполняется жалостью исочувствием. Куда и девались те строгие принципы, в которых воспитала менятетушка. Уж очень она набожна и нетерпима. Бывало, всем соседям косточкиперемоет.

О, Господи! Правду сказал доктор Райли. Самое трудное —остановиться. Вот если бы найти какую-нибудь подходящую фразу.., арабскую,например.

Надо будет спросить доктора Райли.

Что-нибудь вроде той, с которой начал мосье Пуаро. Помните?

Во имя Аллаха, Милосердного и Благотворящего…