— Права ты, Омелла, права, — согласился Влад. — А почему ты вся светишься? — спросил он, заметив, наконец, ее преображение.

— А, — отмахнулась русалка, — это жемчужная пудра, Дея скоро тоже светиться будет.

— Вы, что же ее едите что ли?

— Угу.

— Да-а-а, я, и правда, не хочу знать, чем еще вы ее там пичкаете.

Омелла кокетливо улыбнулась, и Влад подумал, умеет ли она улыбаться как-то иначе?

— Не мерз бы тут в одной простынке, а шел бы в дом, — посоветовала Омелла. — Мы Госпожу еще не скоро отпустим.

— Да, пожалуй, съезжу в мастерскую, — согласился он.

— Вернешься?

— Вернусь.

Потянулись дни и ночи, неспешные и наполненные счастьем, похожие и в то же время отличные один от другого. Внешне все было вполне обыденно и однообразно. Ночью он сторожил чуткий, болезненный сон Деи, утром относил ее к озеру и шел домой. Там его уже ждала мать.

Она проводила теперь тренировки по боевой магии для всех Ведов Мрамгора, но сына предпочла обучать отдельно ото всех. Во-первых, то чему она учила остальных, ее сын и так уже давно умел, а во-вторых, опасалась конфликтов. Как ни старалась она выбить из Влада дурь, он по-прежнему оставался спесивым, нелюдимым, а иногда и агрессивным. Только с Деей он превращался в того, кем она всегда мечтала его видеть, только она пробуждала в нем чуткость, нежность, любовь. Это совсем не означало, что Влад не любил матери, любил, но это было совсем иное, не трансформирующее его чувство.

Любовь к Деи делала каждый его день особенным, неповторимым. Он постоянно открывал то в ней, то в самом себе что-то новое. А были ли эти открытия волнительным или пугающими, не имело значения. Влад был убежден, что нет в них ничего такого, чего ему следовало бы страшиться, а есть лишь то, что они должны были изведать, изучить, познать. И они познавали, день за днем, неделя за неделей.

Дея заметно округлилась, шел шестой месяц ее беременности. Она стала еще тише, еще трогательней, еще притягательней.

Ян так и не появлялся, и Вайес по этому поводу страшно переживал. Влад однажды даже поймал себя на мысли, что ревнует отца к Сагорту и разозлился, то ли на себя за бредовые мысли, то ли на Яна за то, что занимает слишком много места в сердцах тех, кто ему дорог. Но возвращения Сагорта Влад не страшился, он был уверен, что теперь никто не отнимет у него Дею, кроме смерти, конечно.

Когда ее беременность сделалась заметной, он все-таки решился сделать ей предложение. Не то чтобы их любовь нуждалась в таком подтверждении, просто он не хотел, чтобы и без того гонимая многими Хранителями Дея прослыла гулящей.

Традиционную свадьбу решили не устраивать, все сделали тихо, без огласки. Вайес пришел в Синий лес и засвидетельствовал их союз, скрепив свадебными браслетами, а Озерные девы повязали им ленты. Русалки конечно не дали им преспокойненько отправиться домой, закатили настоящий праздник с песнями и хороводами. Но, несмотря на стройность хора и исключительную жизнерадостность поющих, Дея вскоре заснула (ее последнее время частенько клонило в сон). Ее сестры праздновали уже без молодых, всю ночь до слуха Влада доносилось их раскатистое многоголосие.

А на следующий день по Мрамгору поползти слухи, и уже к ужину не было ни в городе, ни в окрестных деревнях человека не знающего об их свадьбе. Как умудрялись любопытные жители прознавать про то, чего их не особенно-то и касалось, Влад не представлял, но факт оставался фактом — Мрамгор сходил сума от новой вести. Казалось, уже почти явственная угроза войны с Лонгвином не будоражила сплетников так, как женитьба мраморного Веда.

Злобные девки шептались меж собой о том, что новая Хранительница окольцевавшая Влада — однозначно ведьма. Они утверждали, что Вед растерял былую силу, связавшись с нею. Были, правда, и такие, которые напротив, считали Дею жертвой его магических козней. Но в общем и целом, мнения людей сводились к тому, что один из них точно должен был оказаться жертвой коварства другого. И никому не приходило в голову, что молодые, просто любят друг друга.

Влада с Деей эти сплетни только забавляли. Они и не ждали другой реакции, прекрасно понимая, что скандальный союз Веда и Хранительницы просто не мог не наделать шума.

Эти четыре сладких месяца были чем-то вроде компенсации за долгие годы одиночества. Влад и не предполагал, что счастье может быть столь простым и радужным. Не мог он даже представить, что будет когда-нибудь, просто сидеть рядом с любимой, просто смотреть, как мерно вздымается ее грудь во сне. Не знал он, что пробуждение возлюбленной подобно восходу солнца. И вообразить не мог, как околдовывают хрупкие светящиеся руки, перебирающие упругие струны арфы. Не догадывался, сколько магии в этих простых и незатейливых радостях.

Дея была невероятно щедра и бесконечно благодарна за каждое проявление его любви. Она расточала себя так, словно была беспредельным существом, принимающим силы из неисчерпаемого источника. Владу доставалось столько любви, что порой он боялся захлебнуться в ней. Но любовь та не была удушьем, а разливалась и в них самих, и вокруг них океаном, щедрым, приносящим удивительные дары океаном. Дея стала для него источником силы, да такой несокрушимой, что казалось еще чуть-чуть и он овладеет всеми возможными видами магического мастерства, постигнет все тайны мироздания.

Занимался он теперь с особым энтузиазмом, все выходило легко, играючи. Заимствованная у Деи энергия тут же приживалась в нем как собственная кровь, текла и изливалась в мир, а потом снова восполнялась.

Но вот пришла весть о том, что на границе поймали лазутчика. И прежде чем созвать совет, отец первым делом послал за ним и Моритой.

— Ты будешь следить за городом, а о Деи позаботится твоя мать, — наказывал Вайес сыну.

— Я не состою в совете, забыл? — холодно ответил на это Влад. — О Деи я позабочусь сам, а матушка со своими адептами пусть за городом и границами смотрит.

— Влад!

— Что Влад?

— Тебя совсем не волнует безопасность твоего города, жизни людей? Это же угроза войны, в конце концов! Нельзя же быть таким безучастным, особенно обладая твоей силой!

— Ты же знаешь, что ни природные катаклизмы, ни войны, ни переселения народов сами по себе меня никогда не волновали. Они всего лишь следствия, меня же интересуют причины.

— Паясничаешь? — зло бросил Вайес.

— Нет, напоминаю тебе, что я не борец за мир.

— Зачем же тогда ты тренируешься? Мать говорит, что ей скоро нечему будет тебя учить, что ты жаден до новых знаний и как прежде схватываешь все на лету. Как можешь ты использовать дар, данный тебе природой исключительно в личных интересах?