Разлад подобного рода, расколол не только семью Верховного Хранителя. Многие семьи постигла эта напасть. Багортцы уже давно пришли к пониманию того, что правители Лонгвина не желают разорять их континент, они хотят осесть на этих богатых землях, возделывать их поля, а в души посеять свои представления о мире — отличные от здешних. Лонгвин уже успел укоренить свои верования (так они назвали сомнительную для багортцев идеологию) почти на всей Хоре, несломленным остался лишь Багорт. И все понимали, что пока он стоит на своих духовных и моральных опорах, Лонгвин не оставит его в покое. В некоторых умах и сердцах уже зарождалось зерно сомнения. Люди начинали всерьез думать о том, что единственный способ избежать кровопролития — это принятие всех условий Лонгвина, включая и их верования.

И вот в сплоченном и прежде, таком единодушном государстве начались брожения. Вайес всегда знал, что самое страшное на войне — это даже не разорения и смерть, а надломленный моральный хребет населения. И вот, бои еще не начались, а глава Мрамгора уже видел, как его город начинает проигрывать. Сомнения зачастую бывают действеннее мечей.

Никогда прежде Верховный Хранитель не мог и подумать, что будет с нетерпением ждать реальных военных действий. Когда ты видишь искаженное ненавистью лицо врага, когда читаешь в его глазах призрение, проще удержаться в своей колее, увереннее отстаиваются привычные традиции и жизненный уклад.

Вайес надеялся донести до своего народа мысль о том, что приняв условия врага, они обрекут себя на рабство. Но люди боялись войны сильнее, чем гонений, потому что Багорт еще никогда не был порабощен, он не знал, что такое гнет иноверцев. Но помнил, что такое война. Помнил, что после ее окончания выясняется — победителей на самом деле нет. Конечно, никто об этом не кричит направо и налево, об этом тихо плачут в подушки, в каждой семье находится о чем поплакать. Война обшаривает окровавленными ручищами каждый дом, оставляя в нем грязные отпечатки, они въедаются и в стены и в самих людей, никого и ничто не остается прежним.

И эта память делала народ Багорта слабым. Но не Верховного Хранителя, он отчетливо представлял, что станет с Багортом — последним оплотом истинного знания если его границы падут. Только здесь все еще сохранялось трепетное отношение к канону, только Багорт чтил законы бывшие когда-то едиными для всей Хоры.

Будучи еще совсем юным Вайес имел счастье побывать на Серварге — некогда уютном и хорошо обжитом континенте. И теперь, ведя с ними торговлю, он с горечью наблюдал, как расползается по Сервергу чернильным пятном, тлетворное влияние Лонгвина. Он видел, как они уничтожают Храм Творца, насаждая на его теле свои собственные лжехрамы из стекла и камня. Видел, как люди стали поклоняться в этих храмах идолу — чье имя жадность. А вскоре позабыли о том, что все созданное человеком вторично, что лишь вышедшее из Источника может быть истинным Храмом.

Но человеку необходима деятельность, в созидании он познает себя как часть мира. И если мастера Багорта никогда не забывали, что их способности создавать — это дар, творцы Лонгвина стремящиеся к величию, решили воссоздать собственную модель Источника — этакий микрокосмос в системе градостроительства. Эта амбициозная и поистине грандиозная идея могла бы увенчаться успехом, если бы не одно обстоятельство: чем дальше они уходили от природы, тем более зыбкой становилась их связь с реальностью. И вот однажды, поняв, что они утрачивают нечто ценное, а именно единство с миром, в котором живут, они поняли, что им нужны ориентиры, не позволяющие забыть что-то очень важное (правда, что именно они не должны забыть, они уже помнили весьма смутно). Такими ориентирами и стали идолы. Люди наделили их условной силой и знаниями, остатки которых чудом еще удерживались в их истлевающих сердцах.

Шли столетия, легенды жили, старательно пересказывались новым нарождающимся поколениям, но смысл их растворялся в вечности. Так произошла подмена истинных ценностей на ложные — продиктованные новыми законами микровселенной, той самой, что человек построил в виде огромных городов, в конце концов, впав в зависимость от них. Эти города ежедневно пожирал сотни людских сердец и устанавливали свои правила, а люди были вынуждены приспосабливаться к новой идеи мироздания.

Долгие годы Вайес думал, что народы населяющие сейчас Хору далеки от замысла Источника. Казалось, что-то пошло не так, нарушился баланс и еще немного и Храм не выдержит, рухнет под гнетом невежества, ханжества и неудержимой алчности. Но потом он начинал корить себя за такие мысли, полагая, что просто не в силах понять всего Великого замысла.

Вайес не знал, каково место человеческого сознания в структуре мира, но он видел, что люди способны влиять на творения Источника, что они могут его разрушать. Будучи человеком идейным, почитающим превыше всего древние заветы и канон, он не представлял, до каких пределов может дойти людской вандализм и это неведение страшило его.

Вопросы, занимающие последнее время главу Мрамгора были риторическими. Была ли изначально в человеческой природе эта агрессивность или она порождение все той же жадности? Увидев однажды у соседа более сочный и жирный кусок, кто-то решил этот кусок отнять. Будто бы отнять проще, чем вырастить. Отчего люди думают, что забирая силой, они что-то приобретают, Вайес понять не мог. Нет, он, конечно, догадывался, что просто утратив истинное понимание вещей, они забыли, что само по себе обладание чем-либо, не прибавляет тебе значимости и весомости, если ты не приложил ни капли усилий к тому, чтобы это появилось на свет.

Отчего же люди Лонгвина думают, что после захвата Багорта, он будет у них процветать так же, как и сейчас? Хотя нет, они не хотят, чтобы Багорт процветал так же, как и сейчас. Они уже не верят, что все еще зеленый континент, не изрытый шахтами и полный полезных искапанных и есть совершенный дом. Они видят в Багорте лишь ресурсы. Они хотят пожрать его, как пожрали свои дома. Их ненасытные брюхи уже пучит от переизбытка всего на свете, но остановиться они не в силах, потому что забыли, как жить в единстве с природой. У них ее просто почти не осталось.

Вайес отчетливо представлял своего врага. Имя ему было — невежество и жадность. И он знал, чего ожидать Багорту, если этот враг победит. Не знал он только как показать картину бушующего подбродившему, сомневающемуся народу своего континента. Но тут, как ни странно, ему на помощь пришел его взбалмошный сын.

Вайес делился своими страхами с Моритой, та в свою очередь пыталась найти решение советуясь в Владом. И оно нашлось. С помощью своего нового зеркального изобретения, Влад сумел извлечь видения отца из его головы. Визуализировав его фантазии, он протранслировал их на центральной площади. Шокированная увиденным толпа еще несколько дней пребывала в состоянии полной фрустрации, но впоследствии, когда на Багорт обрушилась разведка боем, Вайес увидел, что затея сына возымела-таки действие. Жители с остервенением порвали, пробивших защиту Ведов чуть не голыми руками. Было много жертв, но сам факт того, что простые крестьяне сумели противостоять трем Ведам, воодушевил людей. Так началось великое противостояние, которое в последствии нарекут каноническим.