Но серьёзней было то, что Ротбард, подвергнув систему Рэнд тщательному анализу, обнаружил, что она предполагает полное отрицание индивидуальности. Рэнд отрицает оба основных инстинкта, а также главенство эмоции, писал он Корнуэллу. На практике это означало, что «на самом деле она полностью отрицает индивидуальность!». Рэнд утверждала, что у всех людей одинаковые рациональные способности, говоря Ротбарду: «Я могла бы преуспеть в музыке так же, как в экономике, если бы приложила к этому усилия». Но он считал это утверждение сомнительным. Отметая значимость эмоций, допуская, что люди – лишь «наборы исходных данных», а затем, выделяя правильные рациональные отправные точки, которых должен придерживаться каждый, Рэнд делала индивидов взаимозаменяемыми. Поэтому Ротбард сделал колкое замечание: «Нет ни одной причины, по которой, например, Айн не должна спать с Нейтаном». Доказательство анализа Ротбарда заключалось в «Коллективе» – группе безжизненных служителей, которые пугали Ротбарда своей оцепенелой преданностью Рэнд[336].

Будучи харизматичной и доминирующей личностью, Рэнд начала систематизировать порядок действий. Ричард Корнуэлл был одним из первых, ощутивших нововведения. Ему нравилась определённость Рэнд, то чувство, когда у него «внезапно появлялся ответ практически на любой вопрос, который может прийти в голову». Его тянуло к Рэнд, но в то же время иногда она его беспокоила. Прорываясь через его кальвинистский панцирь, Рэнд пыталась проанализировать его психологически и задавала вопросы о сексуальности и чувствах. «Я думаю, она хотела помочь мне, я думаю… она хотела как-то помочь мне расслабиться на этот счёт», – вспоминал он позже. Но в то время он чувствовал себя «ужасно неловко». Очередное ожесточённое столкновение между ней и Мизесом разорвало их отношения. Рэнд спорила с Мизесом по поводу воинской повинности, которую Рэнд приравнивала к рабству. Мизес, с оглядкой на историю, утверждал, что только воинская повинность сможет предотвратить расцвет опасных армий наёмников. После этого разговора Рэнд позвонила Корнуэллу. Она хотела, чтобы он сделал выбор:

Теперь Рэнд начала требовать преданности ото всех, кто её окружал. Она привела «наиболее последовательную аргументацию» в отношении полностью целостной системы и заставляла уходить всех, кто не признавал её достижений.

«Коллектив», а особенно Натаниэль Брэнден, прекрасно заменяли этих людей. Их союз креп быстро. В Нью-Йорке Брэнден стал Рэнд не только «товарищем по уму», но и учителем, когда начал рассматривать её философские идеи в сфере психологии. Главной инновацией Брэндена была теория «социальной метафизики». Он разработал эту концепцию для описания человека, чья система взглядов состоит из «осознанности, верований, ценностей и мнений других людей»[338]. Брэнден перевёл качества, почитаемые Рэнд в её романах, на язык психологических терминов. В «Источнике» стоическое безразличие Говарда Рорка к мнению окружающих можно понимать как драматизированный идеал, стандарт, который может вдохновлять, невзирая на его нереалистичность. Если рассматривать это как психологический синдром, то та же идея станет опасной, поскольку будет подразумевать, что ненормальное должно быть нормальным. По сути, «социальная метафизика» делала обычную обеспокоенность людей о мыслях и мнениях окружающих проблематичной и патологичной. Это была категоричная и ущемляющая концепция, уничижительный ярлык, которым Брэнден и Рэнд стали спокойно пользоваться.

Новая идея Брэндена была вдвойне деструктивнее, потому что он применял её во время сеансов анализа с членами «Коллектива» и другими заинтересованными «пациентами». В самом деле, изначально Брэнден вывел эту идею из общения с товарищами по «Коллективу», которых считал недостаточно независимыми. Однако его послужной список в сфере психологического консультирования был, мягко говоря, невелик; у него была только степень бакалавра. Но, вооружившись системой Рэнд, Брэнден почувствовал, что готов стать экспертом. Рэнд всегда нравилось говорить с людьми об их личных проблемах, и она призывала относиться к любой проблеме в жизни рационально. Теперь и Брэнден перенял эту привычку, а его авторитет поддерживало очевидное уважение со стороны Рэнд. Во время напряжённых сеансов терапии, по воспоминаниям одного пациента, Брэнден ходил по комнате, «как тигр в клетке», и требовал от членов «Коллектива» пересмотреть исходные данные и искоренить все следы иррациональности из своего мышления[339].

Рэнд была довольна психологическими инновациями Брэндена. Она начала открыто признавать в нём своего учителя, равно как и студента, своего интеллектуального последователя, который продолжит её работу. Даже несмотря на то что её романы во многом опирались на внутреннюю мотивацию и конфликты характеров, она всегда пренебрежительно называла психологию «этакой клоакой»[340]. Теперь она могла разобраться в ней, не читая Фрейда или других психологов, которых открыто осуждала. Вооружившись теориями Брэндена, она стала ещё больше уверена в своих суждениях об окружающих. Всё ещё находясь в восторге от своей наставницы, Брэнден сосредоточенно слушал её воспоминания, её рассказы о трудностях и разочарованности в мире. Он давал ей то, чего не мог дать пассивный, замкнутый муж: интеллектуальную стимуляцию и эмоциональную поддержку. Рэнд начала говорить, что он был её наградой, вознаграждением за все, через что ей пришлось пройти.

Хотя всё начиналось невинно, между ними всегда был небольшой флирт. Рэнд не скрывала своего мнения о Нейтане, открыто называя его гением. Его лицо, как говорила она, было в её вкусе. Брак Брэнденов лишь на время ослабил притяжение между ними. Осенью 1954 г., во время долгой поездки на машине в Канаду, подтекст их взаимоотношений всплыл на поверхность. Две парочки и ещё один их друг поехали к семье Барбары. По дороге домой Барбара заметила, как её муж и Рэнд держались за руки и ворковали на заднем сиденье. Сгорая от ревности и злости, она устроила потом с ним серьёзное выяснение отношений. Нейтан всё отрицал. Он ничего не скрывал. Он поклонялся Рэнд, но выбрал Барбару или по крайней мере убеждал в этом себя.

Как и Барбара, Айн заметила перемену в отношениях. На следующий день она вызвала Нейтана к себе в квартиру, где ждала его одна. Это была сцена из лучшего романтического фильма. После некоторого времени Рэнд стала требовательной и прямолинейной. Они с Нейтаном ведь были влюблены друг в друга, не так ли? Нейтан, поражённый, обольщённый, взбудораженный, смущённый, ответил утвердительно. Они нерешительно поцеловались. Назад дороги уже не будет.