Перлайн проглотила вспышку омерзения и прочистила горло.

— Ваш сын? У вас есть его адрес?

— Не-а. Как я сказал, он не хочет иметь ничего общего со мной.

— Как его зовут и сколько ему лет?

— Какая разница? Разве вы ищите не Безмятежность?

— Да, но ваш сын может нам помочь.

Он вздохнул и почесал шею.

— Старание Андерсон.

— Старание — это его сектантское имя? — спросил Диббс.

Усердие нахмурился.

— Это не была секта. Это была община. Хорошее место, где собирались хорошие люди и жили в гармонии.

— До поры до времени, — тихо сказала Перлайн.

Он злобно зыркнул на нее. Она выдерживала его взгляд, пока он не отвел глаза. После напряженного молчания, он вздохнул.

— Его первоначальное имя Эндрю.

— Эндрю Андерсон? — спросил Диббс.

— Да.

— И просто для ясности: вы совершенно не представляете, где он живет?

— Я уже сказал, что нет.

— Есть у вас какие-нибудь соображения по поводу того, куда могла отправиться Безмятежность Финч или с кем?

— О да. Она ушла бы с Любовью.

Перлайн почувствовала, как напрягся Диббс.

— И вы абсолютно уверены, что не можете вспомнить настоящего имени Любови? — спросила она.

— Как я сказал, я никогда его не знал. Она стала членом задолго до меня.

— Вы уверены?

— Я же сказал, нет!

Перлайн решила, что он говорит правду. Она подождала несколько секунд, потом спросила:

— Как вы думаете, куда Любовь могла ее забрать?

— Понятия не имею. Я знаю, что у них со Спасителем было подготовлено место на случай, если что-то произойдет, но они держали его в тайне.

Перлайн проглотила вздох.

— Вы уверены, что Любовь никогда не упоминала что-либо? — спросил Диббс.

— Уверен.

— Любовь со Спасителем никогда не уезжали отдохнуть? Никуда не путешествовали время от времени?

Усердие рассмеялся:

— «Вечная жизнь» не так работала. Раз ты присоединился, ты не уезжаешь. Никто не уезжал. Не было причин.

— Как выглядела Безмятежность? — спросила Перлайн.

Он облизал губы и провел ладонью по лысой голове.

— Ладная. Рыжая. Длинноногая. С огромными сиськами. Валить и трахать.

Он подмигнул Диббсу, сжавшему кулаки на коленях.

Перлайн внутренне передернуло, но это не отразилось на ее лице. Несмотря на откровенное описание, его слова совпадали с фотографией мисс Миллс, предоставленной школой. Мисс Миллс, она же Безмятежность Финч, была высокой, привлекательной, рыжей. Для полной уверенности Перлайн подвинула к нему фото «мисс Миллс».

— Это она?

Он опустил глаза и провел по фотографии пальцем. Когда он поднял голову, то улыбался.

— О да. Выросла, но точно она.

Его взгляд метнулся к груди Перлайн. Диббс ударил ладонью по столу и смерил его взглядом.

— Еще раз так посмотришь на нее, и я…

— Вы что? — ухмыльнулся Усердие. — Арестуете меня?

Перлайн подавила порыв съездить кулаком ему в челюсть и встала.

— Итак. Спасибо, что уделили нам время. Думаю, вы рассказали все, что знали.

Диббс помедлили и попытался поймать ее взгляд, но она поспешила к двери.

— Подождите минуту, — сказал Усердие.

Она развернулась:

— Что такое, мистер Андерсон?

— Вы не хотите узнать, где Любовь спрятала тело? Копы его так и не нашли. Даже не подозревали, что оно там.

Он откинулся на спинку стула, его глаза блестели.

— Какое тело?

Наши дни

Воспоминания обрушились на нее, словно кулаки.

Рождение Ханны. Невероятное счастье и последовавшие месяцы ужасной тревожности. Рождение Грега. Чудесные два года, наполненные совместными прогулками, встречами мамочек и тревожностью, но вполне терпимой, с которой справлялись таблетки. Смерть мамы — к счастью, во сне после перенесенной пневмонии. Похороны. Горе, смешанное с необходимостью возвращаться на работу. Трудности, связанные с попытками все успеть. Дни рождения и Рождество. Чудесные времена и тяжелые времена. Занятия любовью с Джоном в «Хилтоне», в Лондоне, в одни из редких выходных, когда Джорджи присматривала за детьми. Трогательная до слез постановка «Отверженных» в театре Пикадилли. Восторженные крики Ханны, когда на каникулах они ездили в аквапарк. Солнечный удар Грега, после которого ему было так плохо, что она перепугалась до смерти. Радости и горести. Взлеты и падения. Их с Джеком воспоминания о жизни до детей, о первых свиданиях, о первом поцелуе.

Жизнь была беспокойной и напряженной, но полной. Ханна, Грег и Джон делали ее такой, и она хочет все это обратно.

А потом Джон отдалился, тревожность подняла голову, и таблетки больше не казались такими уж эффективными. Переживания по поводу их отношений размыли последние шесть или семь месяцев. Она потеряла фокус. Отвлеклась от детей. Позволила себе утонуть в страхе измены. Снова тревожность исказила восприятие, и Лили упустила то, что действительно важно. Ханну, Грега и Джона. Говорить с ними, быть с ними, любить их.

Рвано вздохнув, Лили проехала по тюремной парковке и встала на пустое место. Не глуша двигатель из-за кондиционера, Лили отвела волосы со щеки. Она высматривала полицейскую машину, но не увидела ни одной. Сердце упало; должно быть, она пропустила инспектора Оттолайн. Она планировала ехать следом за инспектором и… На этом ее план заканчивался. Ее грызла паника. По правде говоря, она не знала, что делает, только что должна делать хоть что-нибудь. Джон, наверное, прав: поехать в Эксетерскую тюрьму нерационально, но полиция может пропустить что-нибудь существенное, что она может случайно заметить. Что, если, например, полиция допросит кого-то и уедет, а похититель выйдет после отъезда полиции, но Лили окажется на месте и засечет его — проследит и увидит, куда он пошел? Она может проследить за этим человеком до места, где он держит Ханну и Грега. Полиция не может уследить за всем и всеми. Чем больше людей помогает искать ее деток, тем лучше. Она делала лучшее, что могла, — предлагала полиции лишнюю пару глаз и ушей, даже против их желания.

«Ты ошибаешься. Ты сумасшедшая. Тебе нужны таблетки. Езжай домой и будь с Джоном. Перестань быть такой иррациональной. Это безумие. Это ты виновата, что Ханна с Грегом ушли из дома. Они никогда не ушли бы, если бы ты была хорошей матерью. Если бы ты не была одержима мыслями об измене Джона, то уделяла бы больше внимания детям и Грег знал бы, что может рассказать тебе про письмо, и никогда бы не ушел из дома. Это ты виновата, что они ушли. Ты виновата. Ты ужасная мать. Ты всегда была ужасной матерью. И ты эгоистичная стерва, раз отправилась в эту нелепую погоню за призраками вместо того, чтобы остаться дома с Джоном, когда нужна ему. Не ты одна страдаешь. Джон тоже. Разворачивайся. Езжай домой. Перестань быть такой…»