У Диббса рядом перехватило дыхание.

Наши дни

Несмотря на чехлы и пыль, мало что изменилось. Поднимаясь по лестнице, Любовь вела рукой по перилам, предвкушение билось в сумасшедшем ритме, наполняя ее тело энергией. Она чувствовала, как по венам бежит кровь нового дающего, очищая ее, делая сильнее, лучше. И это не эффект плацебо. Это по-настоящему, так по-настоящему и потрясающе, как и в первый раз, когда она попробовала чистую кровь. Ничто не сравнится с пользой человеческого нектара из невинного источника.

Половицы скрипели под ногами, пока она шла к хозяйской спальне. В углах под потолком серебрилась паутина. Пауки устроили себе дом там, где она не могла.

Любовь тоскливо вздохнула. Сильное желание вернуться на ферму и восстановить общину подняло голову с горящими глазами. Долгие годы она лишь мечтала о подобном, но теперь, вернувшись туда, где все началось, представляла, что сможет это устроить. У нее нет средств, но она найдет способ. В нынешнее время сплошных страданий люди жаждут надежды, а «Вечная жизнь» как раз предлагала надежду. Надежду, любовь и чистоту. Долгую, полноценную жизнь среди единомышленников, которые возделывают землю, как всегда и было заложено природой.

Любовь положила ладонь на дверь спальни. Дерево как будто пульсировало. Ослепленная воспоминаниями, она вошла в комнату, сняла с кровати простынь и забралась на матрас. Она вновь была шестнадцатилетней девушкой, с обнаженной грудью, оседлавшей любовника, который излучал чистоту, словно восхитительный солнечный жар. Она вновь была юной, энергичной, сияющей. И Спаситель был здесь, улыбался, глядя на нее снизу, восхищаясь ее прекрасным обнаженным телом. Они были одним целым, объединясь во плоти, в вере и любви. Вместе они будут жить вечно.

Но он мертв.

В один миг видение разрушилось. Любовь откинулась на кровать и уставилась в потолок. Она не плакала. Она не думала, что когда-либо плакала по-настоящему. Чтобы произвести впечатление, да. По-настоящему, нет.

Неожиданно она почувствовала себя сдувшейся. Пустой. Выпотрошенной, как курица.

Она скучала и по Надежде. По огромной, заботливой учительнице Надежде. Наверное, самой близкой к настоящей матери из всех, кого она знала. Любовь часто гадала, что с ней стало, но никогда не пыталась выяснить. С распада общины прошло девять лет. Она боялась, что большая часть паствы сбилась с пути и вернулась к скучному существованию нечистых масс. Даже Надежда, несмотря на всю ее преданность «Вечной жизни», вероятно, вернулась к традиционному укладу. Больше всего эта женщина дорожила своими отпрысками; она пошла бы на все, чтобы они остались с ней, даже если это означало отвергнуть путь к полному просветлению. Поскольку Усердие оказался в тюрьме, а Верность умерла, Любовь не удивилась бы, если бы Надежда приютила и Старание.

Без руководства Любви и Спасителя Надежда, как и все остальные, потеряет смысл, растеряется и умрет. Так и есть, Благородство лишил себя жизни, она видела в местных новостях. Судя по всему, передоз. Ничтожество. Слабак, совсем как ее мать. Она не знала, что стало с другими членами, да и ей все равно. Смерть придет за ними, они сами виноваты.

Лицо Смирения то появлялось перед глазами, то пропадало, словно мигающая лампочка. Черное, белое, черное, белое. Мертва-мертва-мертва.

Любовь улыбнулась, ощутив вкус крови. Она прикусила язык. Она посмотрела на алую жидкость на пальцах. Часть этой крови чиста, часть испорчена. Ей надо больше чистой крови. Сейчас же.

Мигрень становилась сильнее, словно в мозг забивали гвозди.

Любовь села. Во рту собралась слюна, так сильно ей нужен нектар.

Горя нетерпением вернуться в фургон, она встала с кровати и направилась к двери, но застыла, услышав скрип лестницы.

Наши дни

Лили показалось, что она что-то услышала, как будто скрипнули пружины матраса. Остановившись на лестничной площадке, она прислушалась. Из-за стен дома донесся далекий птичий крик. Пронзительный, звенящий, как у чаек. Когда он замолк, пустые стены заполонила тишина, казавшаяся тяжелее из-за толстого слоя пыли, скопившейся за много лет.

Лили подумала, как давно дом в таком состоянии и почему тут никто не живет. Здание красивое. Надо бы освежить краску на стенах, да хорошенько почистить ковры, и можно жить. Она попыталась представить, кто тут жил, и не смогла. Место казалось стерильным и слишком белым. Не хватало человеческого тепла.

По шее побежали мурашки, и она оглянулась через плечо. Никого. Лили нахмурилась, понимая, что теряет время и что полицейские в любой момент могут вернуться обыскивать дом. Она обрадовалась, что входная дверь оказалась незаперта. И удивилась, не заметив следов присутствия подростков или бездомных.

Лили открывала каждую дверь, быстро заглядывала внутрь, проверяла под кроватями. Никого не было. Сердце сбилось с ритма, когда ее словно ножом пронзила ужасная мысль: «Я могу никогда больше не увидеть своих детей».

Воображение нарисовало их незрячие глаза, струящуюся изо ртов кровь, скрюченные от боли руки, и стало невозможно дышать. Лили прислонилась к стене. Горе накатывало волнами, билось в животе.

«Нет. Они живы. Должны быть. Я все еще чувствую их. Они где-то там. Продолжай. Не сдавайся. Не сейчас. Никогда».

Она вытерла слезы, которые не ощущала. Сейчас не время. Ей надо держаться.

Через некоторое время тошнота отступила. Лили судорожно выдохнула и толкнула последнюю дверь. Явно самая большая спальня в доме. Белая-пребелая.

Лили внимательно осмотрела каждый дюйм комнаты. Взгляд остановился на кровати. Простыни не было. Она кучей валялась на полу, совсем как у Грега.

Плечи закололо, и Лили резко развернулась, прижав руку к горлу. За дверью стояла высокая женщина с длинными черными волосами. Пустые глаза смотрели прямо на Лили. На женщине было просторное белое платье.

— Боже… вы меня напугали! — сказала Лили.

Женщина улыбнулась. В уголках глаз появились морщинки.

— Простите. Не ожидала, что здесь кто-то будет. Испугалась, что вы взломщик. Что вы здесь делаете?

— Я… это ваш дом?

Женщина пристально осмотрела ее с головы до ног.

— Моего покойного мужа.

— Ох. Простите. Я знаю, что не должна быть здесь. Просто у меня пропали дети, и я, ну, я подумала, что они могут быть здесь, — неубедительно закончила Лили, надеясь, что женщина не станет давить.

— Нет нужды извиняться. Я поступила бы так же, если бы пропали мои дети. Как их зовут?

— Ханна и Грегори. Послушайте, простите. Я лучше пойду.

— Нет, подождите. Разрешите помочь. Я знаю дом как свои пять пальцев. Могу проводить вас, показать все укромные уголки. Как знать, вдруг найдете что-то полезное.